В выходной день ближе к восьми на улицах
провинциального Пылевограда пусто. Пусто к вечеру
на плохо освещаемых улицах городов России. Может в
столицах движение еще обозначено, но и там явно в
затухающем режиме.
Плюсовой декабрь не радует. Нам же привычнее
мороз, россыпь снега и надежды на новую жизнь. Мы
даже ее черпанули, хотя и в очень разных
пропорциях. Кто на курортах Куршовеля, а кто
кредитиком в банке под, кажется, гарантированный
хозяином минимум. Смешным по мировым меркам, но
вполне вчера достаточным у нас, для покупки в
рассрочку первого автомобиля. Или большого
телевизора. Или…
Депрессирующих моментов, правда, хватало всегда
и без кризиса, но у кого какая кожа. Бедных,
больных и бездомных, как бродячих собак, можно не
замечать пока их не становится нереально много.
Критически малое коренное население огромной
страны может опять резко сузиться скорее в
последний раз.
У меня закралась страшная дурацкая мысль –
кризис-то разработан и продуман был детально,
чтобы окончательно уничтожить Россию! И мы
оказались, как обычно, к нему не готовы. Кормчий,
вещающий чушь без доли иронии на лице. Кормчий,
которому верить окончательно уже перестали. Его
«куршавелевские» друзья, по определению, ничего не
вернут. У них свой траур - им новых приходов
крайне мало. Но им можно на все начхать, и
пересидеть в надежде, что как бы годик-другой,
где-нибудь в Каннах. Учите языки кто не знает -
возвращение маловероятно!
И в России не отсидеться. На неделе в
Пылевограде шмальнули с кассой дня, хозяина
маленькой заправки. Вчера ребятки «зашли» за парой
десятков телефонов прямо в центре города. Новое
просвещенное поколение вольно-невольно создают
свои черные наркоманские бригады к бандитскому
мелкому передельчику. Пригибать плечи и правило
первое змеелова - оглядываться, прочно и надолго
возвращается в нашу жизнь.

мы сидим в оживленном кафе
погружаясь в запахи кофе
ветер тащит желтые листья
прохожий сутул и сед
так бывает - в старом фойе
промелькнет подзабытый профиль
и поехали табором мысли
ты руку протянешь - привет

и вернешься туда, где ты был
где на сердце не тягостно - плохо
стук старательный - чашка об блюдце
и попытка побега в смешно
для сохранности права на тыл
я теперь к тому прошлому боком
и готов бы совсем отвернуться
но мучительно, глупо, грешно...

Большой русский поэт Игорь Алексеев ушел в год
смерти писателя Александра Солженицына и патриарха
всея Руси Алексия II.

И собрал он нас за столом с одним только условием
- чтобы не говорили мы о кризисе и о годе
високосном. И долго за столом молчали мы.

…в год ухода Солженицына и Алексия II.

Ситуация кардинально изменилась за последний год.
Да, что год - дни… Кроме моего глобального не
понимания, как можно выбирать имя России муссируя
бандюганов пролетариата Ленина и Сталина? С таким
же успехом можно рядом с ними Гитлера поставить -
за «вклад» в глобальные изменения в численность и
развитие нашей страны.
Итак, после ухода Алексия II,
правильнее было бы не очень умную телеигру
запустить заново. Или не запускать. Назовите вслух
имя покойного патриарха, помолчите и успокойтесь.

Здесь не важно, а наверху Бог их раздает. Арифметика очень проста -
самый высокий коэффициент у того, кто пишет нетленки каждый день.

И пришел ко мне ночью молодой отец и сказал
только: «Честь и достоинство». И я как бы даже
попробовал его расспросить: «И больше ничего?».
«Ничего». И ходил я весь день в думках и придумал
к вечеру, что хотел бы, чтобы много лет спустя,
прийти к своему сыну. Он бы встретил меня на
пороге словами: «Я знаю». «Я же ничего еще не
сказал»? «Я знаю, чтобы ты хотел бы. Честь и
достоинство». «Правильно. Все остальное бренно. И
передай это, пожалуйста, дальше».

Написал я притчу и пошел читать интервью с Акуниным. А он там о ЧСД
(чувстве собственного достоинства), как о мериле уровня развития
общества выдает… Все рядом – вот так.

Рассуждение моего бывшего водителя Леши Попова за
праздничным столом: «Я так понимаю современных
аналитиков – они следят за тем, а на-ли-то ли…»

Бутылка простого сухого вина позволяет уйти в сон
на несколько часов и бродить по комнатам в темноте
утром без явных признаков похмелья. Кофе
взбадривает, освежает, накатывающим ароматом, но
чуть ли не сразу бьет в голову, включает в аритмию
итак не свежее сердце. Самое главное эффекты
нельзя повторять – вторая бутылка вина
обнаруживает в тебе черты наследственного пьяницы,
а кофе во второй раз предыдущие оттяжки так
катализирует, что впору отправляется в аптеку за
валидолом. Смысла нет.
Сижу, диагностируюсь у семейного доктора.
- У тебя, как бы органы все в порядке, но фон
идет. Ты в Балаково, или Шиханы в последнее время
не ездил?
В Балаково у нас АЭС, в Шиханах – химия.
- Нет. В последнее время я самоневыезной. А что,
я, как сталкер, - испачкался?
- Как испачкался.
Я пытаюсь своему врачу помочь. Врач у меня
женщина и хороший психолог.
- А может это душевные раны?
- Твои душевные раны я лечу уже с десяток лет.
Они на приборах не отражаются. Медицина – это
наука.
- А может это мировой кризис? Я об него очень
испачкался.
- Мы с тобой договаривались упрощать. Ты сейчас
и високосный год приплетешь?
- Точно – я не успел.
- У всех високосный год.
- Да? А я испачкался. Хорошо – это кофе.
- ???
- Это – слегка обжаренные бобы кенийского кофе,
испачканное танзанийской радиацией от рук девушек
племени Юмбо…
- Юмбо не трогай и… (подумав) кофе больше не
пьем.
- И кофемолку нужно бы закопать подальше за
городом? Или договорится в Шиханах?
- Это тебе будет дорого стоить...
- Но для страны...
Мы хохочем и я, получив рекомендации,
удаляюсь, сажусь в машину. Чем же я, блин,
все-таки испачкался? Да, просто не испачкаться
здесь нельзя!

Скоро проститутки начнут работать за харч, который способен
поддерживать их силы до следующего клиента.

Была бы сила воли, что с утра до вечера и с вечера до утра оставаться
и с силой и с волей.

Хочется о чем-то ясном, узнаваемом, с толикой
достаточной, чтобы ее приняли за некий юмор.
Анекдоты о кризисе пошли косяком, но не смешно.
Дела в бизнесе приостановились. Кому же нужны
зимние обновки в туман. У нас не принято пока
петух не клюнет. Зима в стране без зимы с легким
первым опасением в сторону народного бунта.
Растущие косяки безработных, ларьки и магазины еще
не громят, машины поджигают не часто, но вечерами
и в рабочих кварталах желательно быть
повнимательнее. Дома нужно сидеть по вечерам!
Премьер страны с экрана пока не заикается, но
видно, как отвратительно ему дается роль
объяснялы. Как плохо ему читаются противные ныне
цифры.
Да, не трогай ты премьера! Будущее? Будущее
проглядывается через туман плохо. Волга бурлит, но
когда еще встанет. Хотя дочке на руках все
интересно. У нее такой возраст: первый туман,
первый снег... Когда?

Говорят (кто ж правду узнает?), что несколько
офицеров Ген. штаба подали рапорт об отставке. В
Отечественной армии СЕЙЧАС… Невероятно!
В стране, где у каждого мирового судьи
расценки на выход систематизированных дел
узаконены, чуть ли не на бумаге. А как иначе учебу
и взятки верхним «товарищам» отбить?
Где место начальника в любом захолустном
военном училище стоит точную огромную таксу (в
сравнении со всеми окладами со всеми надбавками в
течении нескольких, видимо будующих, жизней). А
нужно еще дождаться уход на пенсию, или перевод
тем же денежным способом новой покупки, или
смерть, предшественника и УСПЕТЬ отдать раньше
других наверх свой "мешочек". А как его
потом отбивать? Таксами с офицеров помладше,
взятками от родителей курсантов, «работой» с
бюджетом и имуществом... А как еще? Законы здесь
такие.
«Не совершить бы ценности подлог…» - написал
в 83-м Саша Поляков… и ушел совсем молодым в
94-м.