- И ты зря надеешься, что они что-то думают.
- Но кризис же.
- У кого? У тебя. У них нет кризиса.
Программа говоришь. Программа простая, как три
копейки - авось!
- Слушай, двадцать первый век все же...
- Не в России. И потом - они абсолютно
уверены в высокой выживаемости населения. Только
за один двадцатый век, вспомни, прошли прививки
двух мировых и многих малых войн, повального
голода, собственных многомиллионных лагерей... А
двухкратная смена строя с переворотами? А
навязчивая государственная идея благоприятия к
алкоголю? А бандитизм... Другие бы точно сгинули,
а мы лишь крепчаем. Какой-такой мировой кризис.
Тьфу на него, тьфу!

Заехал в магазин и получил вдогонку размышление
старшего продавца: "Жизнь, как детская
распашонка - всегда коротка, и всегда
обоссана."

Совещание в развалах прошлого бизнеса. Пятеро
мужчин, почти одногодок. Собираемся мы теперь
крайне редко - каждый продолжил движение своей
дорогой.
Для разминки один рассказал о недавней
победе в регате на морской яхте. Двое других
поделились восторженно о поступлениях в московские
вузы своих старших детей. Кто-то вспомнил не
давний ночной звонок издалека нашего школьного
товарища. Диалог у них состоялся, буквально
такой:
- Ты как?
- По разному...
- Скажи, что плохо. Иначе я спать не смогу.
Похохотали. Рассказали по анекдоту. А еще
прозвучали в контексте чьи-то, пришедшие на ум,
фразы о Родине.
- Только в России, выезжая на встречную, ты
можешь получить удар в задницу.
И: "Россия - единственное в мире место,
где прошлое непредсказуемо."
Вопросы мы свои быстро порешали, и
разошлись.

- Мы больше вас ждали, - говорит мать моего друга
вечером в день трехлетия его смерти.
Больше? Мы сидим за столом втроем: мать Андрея,
отец Андрея и я, заглянувший сюда на часок,
обзвонивший до этого близких наших товарищей...

Я написал предварительно в уме еще три "Части
истории". Стоит ли их обращать в стих? Или
что там можно сказать точнее о таких свободных
штучках? Нужны ли эти истории кому-то кроме тебя?
Не парься, Андрей, напиши, а там пусть хоть
затрахают тебя за неформатность и простоту
исповедания. У тебя же есть и вполне привычные
формы.

Если бы мне дали право придумать концепцию
памятника о Саратове, я бы не долго думая
"слизал" бы идею Столыпинского квадрата.
Внизу по аналогии вместо рабочего, крестьянина,
воина и священника я бы поставил художника,
музыканта, актера и писателя. А наверху воздвиг
образ музы в виде наикрасивейшей
девушки-студентки. Платье на нее пришлось бы одеть
длинное, а то эти ребята так бы и жили под ее
платьем.

Света Бейк - главный редактор журнала
"Территория", предложила мне вести
постоянныю рубрику о саратовской поэзии. От таких
предложений не отказываются. Тем более, что я
абсолютно уверен в состоявшейся школе, плеяде
достойных Стихотворов, живших и проживающих сейчас
здесь - в городе на Волге. Тем более ничего
подобного в нашей прессе давно не было, а толстые
"Волги" печатают чаще кого угодно, но не
своих, а альманахи выходят не регулярно и редко.
Тем более это классно пересекается с моей
антологией. Тем более мой друг - В.К.Семенюк меня
сходу поддержал, а он-то знает в именах и лицах,
очень многих...

Магазины работают и я им практически не нужен.
Плохо, или хорошо - вопрос к кризису и отчасти к
менеджменту. Но помочь существенно, изменить
что-то, - от меня, почти, не зависит .
Фильм снимается активно, и режиссер на
встрече с группой сопродюсеров попросил одного -
успокойтся и дождатся результата.
Поехал в обед в Покровск на репетицию к
группе, но в "Точке..." свои заморочки.
Она готовится к вылету на большую сцену, а от
меня, кроме стихов, сейчас ничего не нужно.
Стихи на ветках не висят, как вот эти
воробьи, что мы рассматриваем с моей маленькой
дочкой, гуляя в вечернем городском парке и радуясь
ее открытиям всего. Всего-всего!
Нагулявшись, мы отправляемся с ней и с
ее мамой (нашей любимой) домой. Наглотавшись
кислорода (а я и коньяка) мы с Аи, как "малый
и старый", валимся в ранний сон, в котором
появляется надо мной старший сын со словами:
"Спи отец, спи. Я же не знал..."

"Капитошка" Леха Гладких был оставлен в
Саратове в связи с недавней его травмой. Он хоть и
востановился частично, но боязнь его потерять на
весь сезон оказалась важнее.
На первой тренировке с сильным ушибом
отсеялся от игр Леха Богатов - единственный
оставшийся "в деле" из первого состава.
В четвертьфинале после столкновения голова в
голову и легкого сотрясения отсеялся Ваня
Гольтяков. Может нам их всех в финале и не
хватило. Как не хватило в прошлогоднем финале,
нахватавших желтых карточек, Геры Савхалова и Миши
Глухова.
Команду же в этот раз выводил на поле
новоиспеченный капитан - Саша Савинов, или
"Сова". В "Найке" -
"Дельте", он четвертый капитан за всю
десятилетнюю историю. В самом начале был Ваш
покорный слуга. Потом - Эма Джабаров. Дальше, вот,
Леха и Саша. Интересно, теперь у нас два капитана
на пенсии, и два играющих. Интересно, кто из двух
последних выведет команду на поле в следующий раз?

В мае в Анапе игрался Кубок России, и основные
воспомнинания непосредственно связаны с футболом.
В футболе главное голы и их исполнители. В
"Дельте" в трех матчах Олежка Мозговой
(наш украинский легионер) забил шесть мячей из
тринадцати. Причем на любой вкус: ножницами в
воздухе, головой вратарю в противоход, а
последний, вообще, шедевр - с центра поля по
немыслимой дуге "за уши" первому вратарю
Европы и сборной России. Олега и, рвущегося к нам
с осени, калининградца Евгения Кеца (он, стати,
забил четыре гола) пришлось взять после того, как
стало окончательно ясно, что в межсезонье к нам не
дали возможность усилится игроками
"Росагро" Дмитрием Шишиным и Михаилом
Чурляевым. Последние укрепили
"Бизнес-право", которое нам в
принципиальном дерби удалось одолеть в полуфинале
всухую 3:0. А в Саратове до турнира, в команде
среди игроков шло шептание и тихое недовольство:
"Для чего нам чужаки и легионеры?"
Кубок доказал для чего - голы забивать.

Я встречался с ним один раз двадцать пять лет
назад на исторических для Саратова гастролях
"Ленкома" жарким летом 1984-го. Я принес
ему на встречу со зрителями в кинотеатр
"Центральный" стих
"Возвращение" и несколько других вещей.
Стихи были написаны от руки в тонкой школьной
тетради, а встреча ограничилась двумя-тремя
встречными вопросами. Тетрадь я оставил ему. Тогда
он был на семь лет меня сегодняшнего моложе, но
показался очень уставшим, с огромным количеством
мелких морщин на лице.
Его отец, как и мой дед, были репресированы в
сталинщину по простому признаку - принадлежности к
польскому роду, но на той встрече, я об этом еще
не знал.
В Саратове Янковский начинал в Драме, но этого
я не успел увидеть. Лишь портрет в образе князя
Мышкина, который долго висел в фойе театра. В
84-ом, Янковский уже прошел через
"Ностальгию" Тарковского, и играл все и
в диком диапазоне от Гамлет до Ленина в театре, и
от барона Мюнхгаузена до сорокалетнего неудачника
"Полетов во сне и наяву" в кино.
О его похождениях юности рассказывала нам
избранным старшеклассникам на своей кухне школьная
учительница истории. Она была с ним одно время в
зажигательной компании, и это с ее слов -
"вытанцовывание... на столах". Так
сталось, что через много лет потом мы встретились
с ней на одной свадьбе - ее сына и дочери моего
друга. Все близко. С Янковским, увы, мы больше не
встретимся, но и у моей учительницы расспросить
что-то тоже уже не удастся. Пару недель назад
Лилии Ивановны не стало.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

О. Янковскому


Не о том я хотел.
Не о том,
что повторы немыслимы,
что все новое в прежних усердных умах
сгорело уже.
Возвращение требует сил -
как открытие истины.
Дом родимый -
холодный глоток на крутом вираже.

Но за сим мы плескались в твоих
мелководьях,
голубушка-Волга,
Пели песни
и в тайне искали владенья свои,
Чтоб полночному другу ответить:
"Дорога так долга,
Что и годы и горе
давно позабылись твои".

Нет, не так!
Я мальчишкой вникал и горланил
алфавиты сцены.
Осмелев, вытанцовывал на тротуарах
и на столах.
И когда несравненный князь Мышкин
стал лить на Рогожина пену,
Кто-то тихо вошел,
и зарыскал в гнилых волосах.

Вы хулили худого мальчишку:
"Куда тебе, право?
Непоседливость шутку дурную сыграет
еще".
Я вернулся,
готовый вам соли отсыпать от славы.
Я тогда еще мукам и счастью подставил
плечо.

Вам не кажется странным,
пиджак одеваю и вторю - учиться,
И вхожу в состоянье,
брожу по великой его глубине.
Говорите - везло?
Ниспадали и роли, и лица.
Ниспадали и ночи... с вопросами наедине.

Бесконечной клоакой
вопросы, запросы, записки.
И пора отвечать на табу всемирное:
"Быть иль не быть?"
Кто там право берет?
И печатает черные списки
На судьбу, на друзей.
Кто там право берет обвинить?

Я люблю возвращаться.
Затянет отстойное марево
города.
В бездыханности жгучей дрожат над зеленой
водою мосты.
И по паркам родимым вот-вот засосет,
как от голода.
Как прекрасны здесь грозы.
Как помыслы в детстве чисты.

Не о том!
Я вернулся под ночь, когда падают зрелые
вишни,
Когда небо пронзает великий локатор -
Луна,
Когда хочется выкрикнуть: "Дома я,
дома,
не лишний!"
Но теченье не ждет,
и вновь не стоит глубина.

19 июля 1984г.

Новый президент Америки, собирает
высокопоставленную комиссию выхода из кризиса.
Семнадцать умнейших из умнейших со свободным
доступом к информации извне. За Штатами собираются
последовать японцы, но не мы. У нас по прежнему
все не плохо - нефть подросла до шестидесяти, а
вопросы масштаба страны решает какая-то не ясная,
почти тайная, группа. Да, и плохо у нас бывает на
уровне новой мировой войны.
Мы делаем в кризис (чтобы все знали!) самый
дорогой за всю историю конкурс
"Евровидение", наши губернаторы и
высокопоставленные чиновники время от времени
падают на браконьерских уикендах с вертолетов, а
деньги отмываются теперь чаще в направлении Сочи.
Яма Сочи с горками Красной Поляны. Вспоминается
Красная Армия и красная шапочка одновременно. Мы
лучшие иноходцы в сращивании не сращиваемого.
К чему это я? 20 мая, утро. Умер артист Олег
Янковский...

она подошла ко мне со спины
села
гладкая кожа нового времени
беспредела
наверное, у каждого нового времени
свой беспредел
каждый когда-то горел
от невозможности справится со временем и
свободой
каждый сначала не верит, что придут стрелами
по твоему своду
стаи глубоких морщин
и у меня нет причин сказать тебе любое слово
виски греет рука, любое слово не ново
твоей улыбкой, девочка, меня, не удивить
будешь сегодня со мною потихонечку пить
стоит ли уходить в лицо, как в пещеры-разрезы
у нас, девочка, разные интересы
там среди ущелий и горных вершин
я один

но тебе не хочется, или не можется, устоять
попробовать твердую душу
снять скальпель истории
расшевелить и влиять
на сидящую в баре статую
девочка, ничего не движется вспять
не возможно и не престало узнать
что впереди неизвестность отпущена
главное, не бередить свое
тебя понемножку кроет
ты западаешь все чаще на «е»
рано, иль поздно, нас всех смоет
и не пытайся меня понять
не стоит пытаться додумать
как и в рулетку играть
где ставка одна осталась
рука пошла на зеро
я потребляю виски
а ты смакуешь вино

и разность у нас простая
если без чисел можно
я не скажу ни слова
все равно - понять не возможно
мои все уже умерли
а твои бесконечно живы
я - с горы той камень
а ты на пути к вершине
так что пей, девочка, и иди
без меня…

Если в хоккее вратарь – пол команды, то в пляжном
футболе – чуть больше. Это понятно и по пропорции
– на поле в хоккее одномоментно без вратаря пять
игроков, а в футболе – четыре. И по функциям.
Кроме своей вратарской работы в пляжке вратарь
начинает атаку и даже может сам забивать голы –
дистанция от ворот до ворот при хорошем ударе это
позволяет.
В полуфинале кубка наш вратарь – Леня
Городнов, вратарь сбборной России, стоял, как Бог
в рамке, сделал точную и раннюю первую голевую
передачу, и мы победили в сухую 3:0. А в финале он
пропустил три-четыре не обязательных гола, ни разу
точно не ввел, и мы проиграли 5:6. В болельщицких
кругах озвучивали по разному, но основная версия,
что он перегорел до игры. Вчера после игры Леня
ходил гоголем и героем, а сегодня, как побитый,
побыстрее ушел в отель. Такая она вратарская
участь.

Как только стихло море, рано утром на выходе реки
Анапки, обозначилась линейка рыбаков. Местные
жители приехали на великах и мопедах, причапали
пешком, чтобы отрыть свое не гласное первенство
сноровки и удачи. Причем у каждого в руках и в
ожидании на земле строго находилась одна удочка.
Думаю, что связано это ограничение с рыбнадзором.
Ловят здесь (ну, не только здесь) исключительно
мужчины в начале мая рыбу пелингаз, двигающеюся в
сторону свежей воды реки, заходящей в нее по
случаю и на нерест. Пелингаз – как большая кефаль.
Достигает килограммов десяти, но в это утро
трофейных экземпляров я не видел. Все это
происходит под неспешные разговоры, воспоминания о
прошлых удачах, подколки и не прекращающийся гомон
озверевших на солнышке в реке лягушек…