Идеи о приватизации награбленного буржуазией и
всех (желательно красивых) женщин, всегда живы в
нас. Главное, чтобы их не прорвало в реальностях
кризиса.

Женский праздник в Большой пост могли придумать
только полные атеисты, а поддержать оголтелые
большевики.

- Еще чуть-чуть и я впаду в самю настоящую
депрессию.
- А мне кажется, ты давно с ней...

Сборная России не в лучшем составе поехала во
французский городок Мец на первый в этом году
благотворительный турнир - Кубок Солидарности.
Наши ребята сыграли два матча. В полуфинале
обыграли сильных португальцев, а в финале с
достойным счетов 1:2 уступили хозяевам, команде
некогда великого футболиста Эрика Кантоны. В конце
матча игроки команд несколько повздорили на
площадке, но на то это и футбол - повздорили,
успокоились, разошлись… до вечернего фуршета –
приема. Там-то пропустив рюмочку, другую они
устроили настоящую драку, в которой с российской
стороны активное участие приняло, как минимум,
четыре сборника. Скажу, что я там не был, и потому
подробностей не знаю. Но и не о них спич.
Пляжному футболу в России пошел
одиннадцатый год. Как один из первооткрывателей
вида могу вкратце рассказать последовательность
его развития. Сначала самостийные турниры с
широким охватом желающих постучать на песке в мяч
и большим неподдельным энтузиазмом в традиционных
пляжных поволжских городах (в первую очередь в
Саратове и Самаре). Направление спорта только
через несколько лет было подхвачено денежными
толстосумами Питера и Москвы, но привлечение
реальных финансов, а с ними и легионеров,
позволило им сразу захватить пьедестал на первых
чемпионатах и кубке страны. В целом же, развитие
игры еще держится на нескольких отчаянных и
амбициозных инвесторах на местах в том же
Поволжье, в Пензе, в Новосибирске, в Ростове, в
Калининграде. География игры растет параллельно с
первыми витками заорганизованности внутри
Федерации футбола и начатой лет пять назад борьбой
за центральную власть между функционерами из двух
столиц. Вместе с популярностью растет и
недопонимание, помешанное с определенной начальной
ревностью и спесью, со стороны чиновников от
Большого футбольного брата. И это еще на этапе,
когда деньги в спорт практически не пришли. Долги
перед сборниками (в течении каждого сезона) и
организаторами Кубка страны, легкий подкуп
судейского корпуса, в хлам пьяные русские
руководители в ложах ВИП-гостей на международных
турнирах, далеко не полный перечень негативных
фактов, нового спорта. Если учесть, что Россию и
так, нигде особенно не ждут, то очевидны
возникающие перед ней в ближайшее время
искусственные внешние трудности, пляжного мирового
братства.
А у нас драчку в Меце, думаю, даже в пляжной
Федерации попросту не заметят. В условиях
всеобщего финансового кризиса, кажется, полно
проблем и другого масштаба. Хотя, как мне видится,
это звенья совсем одной и очень нашей цепи -
биатлонный зимний скандал с обнаруженном допингом
у недавно народных героев, полное бескультурье
футболистов (и не только) нового пляжного спорта,
бахвальство перед друг другом новых русских
"великих", возвращающихся с горнолыжных
курортов с новенькими лыжами, сворованными на
какой-нибудь альпийской горе...
Как нас любить после этого? Как нас пускать в
элиту? Не знаю. Разве что, как Овечкин, прорвемся
сами.

Женин корабль в мартовский вечер нашего очередного
посещения напоминает маленький Ноев ковчег,
зажатый льдами. Мы сидим в его кают-компании
втроем и грезим о новой новелле фильма о нашем
поколении. Три лысых, не много веселых и несколько
авантюристически настроенных типа. А как нас
оценить иначе, если фильм – эта некая иллюзия не
состоявшегося мира, а на том берегу Волги нас ждут
любимые с почти десятком на троих маленьких и
больших детишек.
Крепкий кофе и три невкусных конфетки «Маска». В
те наши советские, о котором сегодня мы говорим,
«Маску» достать было не просто, но она напоминала
конфету - таяла в руках... Несколько холодно,
особенно ногам. Корабль топится по черному через
баню углем, а привыкшему к зимовке хозяину,
четырнадцать на борту не воспринимается, как
прохлада. Где-то глубоко в чреве корабля его
старший сын Елисей, ныне наш мультипликатор.
- Елисей пойдет в поход с вами?
- Конечно. Даже не обсуждается.
Мне не верится. Неужели Женя до осени обустроит
корабль, поставит эти огромные тостые мачты
(сейчас они лежат вдоль бортов)и отчалит
далеко-далеко надолго-надолго. С фильмом мы явно
не успеваем.
- Они хотят отключить у меня свет. Денег просят.
- Удивительно. А ты?
- А я борюсь, как могу. Давай запустим три новеллы
сразу. Я знаю, как организовать конвейер, людей
подключу.
- Я верю. Только слово конвейер мне не нравится.
Мы выходим на улицу. Темно, снежно. Совсем
не похоже на весну.
- Какой он все-таки огромный.
- Там еще два с половиной метра внизу. Летом
я буду заниматься днищем, подниму его на берег.
Тогда ты увидишь, какой он не реально большой.
- Жень, занимайся машиной. Ездить к тебе не
ближний свет. Два часа потери от фильма. Я вот без
тренировки остался.
- Занимаюсь. Когда машине двадцать лет, ей
можно заниматься бесконечно.
Наш друг и герой новой новеллы уехал
несколькими минутами раньше, а режиссер в
валенках, напоминает одинокого полярника из фильма
пятидесятых. Из пятидесятых ли? Какая разница?
Какой хороший вечер с друзьями. Пора - моя
машина немного прогрелась. Мы прощаемся. До
завтра.

- Ангелы тебя крутят, не черти.
- Хорошо, что ангелы…

Утром под воздействием очередного просмотра фильма
"Продавец крови, и вспыхнувших в течении двух
дней разговоров о нем, вернулся к моим
воспоминаниям об Игоре, написав главку перед
вступлением. Ушло около двух часов с размышлениями
и подготовкой. Песни "Точки Невозврата"
тормозятся из-за отсутствия моих текстов, фильм
нужно продолжать - сценарная часть, текст статьи
об Удалове зияет, как долг... Короче, времени на
дневник и письма в "Одноклассниках" на
некоторое время почти не будет.

Вчера собрался полный зал: друзья, знакомые,
журналисты. Намного больше ста человек. Я сидел на
полу впервые со студенческих лет. Некоторые
журналисты остались с дневного сеанса, после
которого больше часа мучили вопросами вдову Игоря
- Таню Дееву и авторов фильма Елену Погребижскую и
Олю Данову.
Поразила полная тишина почти час в зале и слезы
мужчин на выходе. В Саратове в конце февраля в
кинозале смотрели телефильм о моем покойном друге,
о личности, о поэте, о себе, о том, что всем
придется умирать, но не всем так достойно.

Весь месяц прошел под воздействием вечера 30-летия
одноклассников тринашки в "Березке" - 7
февраля. Старая дружба и новые знакомства. Нас
собралось больше восьмидесяти и не удивительно,
что о многих я знал раньше крайне мало. А еще, как
открытие - стихи покойного Вовки Чванова,
интенсивная переписка на
"Одноклассниках" с Сашкой Миндлиным и
др.
5 февраля мы провели регулярный вечер
"Арт-системы" в Пабе, а 28 февраля
посмотрели телефильм об Игоре с авторами в
"Иллюминаторе".
"Точка Невозврата" отыграла в кафе
"Метро" свой 15-й концерт и мы завершили
сведение четырех первых песен в студии
"Река".
22 февраля мы сыграли блиц-турнир ветеранов
в зале в городе Балаково. Если о футболе
продолжить, то судя по всему мне
"грозит" стать президентом Поволжской
Лиги пляжного футбола. Как говориться: "Сам
придумал - сам расхлебывай." А мой друг и,
изначальный партнер по пляжке, Эмиль Джабаров,
подписал тренерский контракт со сборной
Азербайджана.
В конце месяца пошла Арина! Дети больше
радовали - в феврале это важно.

Попав в сметану прозы выбраться обратно почти
невозможно. Быстрое журчание молодых ручьев где-то
рядом, но ты уже осел на этих берегах. Вязкость и
долгота, кажется, позволяют тебе охватить глубже,
больше. Если бы не помнить волшебного мгновенного
купажа легких строк.
А в размеренную реку ты сам не идешь, понимая ее
некую назидательность и степенность. Баллада и
поэмы – это совсем не про тебя. Пока не про тебя.
Оставляй на всякий случай словечко «пока» про
запас. Ведь ты и в прозу был уверен, что никогда
не вляпаешься.

- Ты должен теперь наслаждаться каждым днем.
Каждым ее мгновением.
- Представляешь, давно себе сказал, что никому и
ничего больше не должен, но сейчас это и делаю:
наслаждаюсь - смотрю, снимаю, записываю. Вот она
научилась ходить, игрушки отдавать, вот мячик мне
обратно подкидывает... Единственное, что хочется -
не доходить до маразма.
- Можно и до маразма. Мы же помним – пять первых
лет счастья, а дальше они ускоряясь побежали от
тебя в жизнь…
- Быстрее и быстрее. Помню. Но это пять лет.
Представляешь, а если за ней кто-то еще пойдет на
пятилетку?
- И все-таки я тебя не понимаю. Радуйся – такое
счастье!
- Я и говорю – счастье. Но не до маразма.
Пятилеток-то моих все меньше. Как не крути.

- Все февралек, сдохнул.
- Не любишь ты меня?
- Ой, не люблю.
- Я же маленький.
- Ты маленький, злой, не продажный в плане
продаж, вирусопринимающий в плане неожиданных
соплей и температуры. И... вообще, и... просто.
- Что просто?
- Не люблю!

Когда ты думаешь, что тебе плохо, посмотри на тех,
кому по-настоящему плохо, которые смотрят на тех,
кому действительно плохо, которые смотрят в землю
на тех, которые уже никуда не смотрят. Вернись к
себе и думай, что каждый из них мечтал бы
оказаться на твоем месте.

Первые маленькие красные ботиночки на входе в
корридоре с нашими уставшими к концу зимы черными
"лыжами" и коричневыми
"валенками", умиляют.
- Вы тут новенькие?
- А мы много места не займем.
- Займете. Еще как займете. Вы и ваши братья.
- Какие братья?
- Вы просто еще не знаете, что за вами
обязательно придут другие.
- Братья?
- Братья-сестра - не важно. Разные. Парные,
маленькие, но прибавляющие каждый год в длину,
ширину и в весе.
- И что нам, скажите, делать?
- Да, ничего - стойте себе. Ждите свою
красавицу. А мы пока будем учить вас не биться
друг об друга. Будем учить вас стоять гордо в
долгом ожидании. Будем наговаривать вам правила
хорошего ботиночного хода.

Каждый день из разговоров, телека, косвенных
признаков распада, набирается столько грязи, что
хватит на сценарий фильма ужасов, триллер и
душераздирающей мелодрамы в одном заряде. Нужно ли
столько гадости выдавать обратно во вне? Не знаю,
но меня перестало цеплять желание дать свою версию
падении рода людского (особенно русскоговорящего)
с неким нарастающим гиперускорением. Не говорить
нельзя, а говорить не хочется. Очередной раздрай,
блин.