Вчера парни из нашей команды «Дельта» выиграли в
трудовой борьбе четвёртый турнир этого года (два
зимой и пляжный чемпионат области) – первый Кубок
области по пляжному футболу. Впереди – ради чего
мы всё затеяли, впереди в сентябре чемпионат
страны в Сочи. От успеха (не успеха) на нём
зависит очень многое, почти всё для команды. Да, и
четыре у меня не считается числом правильным. Там
же, кстати, ожидается мой маленький юбилей: четыре
из пяти – сорок пять.

Вот и Веллер подтверждает. что герой здесь и
сейчас невозможен. Притравленный Гайдар, стал
говорить совсем другие вещи. Око не дремлет. При
этом поезда летят под откос так обыденно, что мы
не удивляемся. Дурное кино.
Без героя скучно, ребята. Без героя большая нация
вырождается (не всякая, а большая). Если его рядом
нет, то нужно хотя бы его выдумать.

Благоустроенные, отремонтированные трассы,
пристёгнутые ремнями безопасности водители… во всё
это, и правда, верится. Не верится в другое: в то,
что наши водители когда-нибудь перестанут
предупреждать другу друга о встрече с очередной
группой ДПС. Обозримый во времени, уход страны от
поголовного стукачества, закреплено некоторыми
укоренившимися привычками. Одна из них – в простом
действие нажатия рычажка автомобильного братства.
Не знаю, как вы, а я мигаю.

Я приехал с ним поспорить на тему героев, с
некоторыми репликами из его недавней статьи. Вот
выдержка: «В России же цепь героев оборвалась на
космонавтах. Вспомни: герой – революционер, герой
– воин, герой – строитель, герой – учёный и,
наконец, герой – космонавт. Всё...»
Мы успели поговорить о том, как наша
знакомая мучилась в Бордо переводя ограниченный
язык из интервью современного русского космонавта
на ещё более его упрощающий французский. Ещё более
упрощать было невозможно, и половина текста
пришлось из интервью изъять.
Мы успели подойти к тему, что герой не
может, как животное мимикрировать и бояться (на то
он и герой). Мы подошли к теме пропорциональности
героя масштабам страны.
- У Голландцев свои герои – просто мы их не
знаем.
Я только захотел поиграть смысловыми
оттенками между героями и кумирами, как Игоря
пронзила дикая боль. Он ушёл в ванну и не скоро
вернулся. Мы остались на время с его женой
Татьяной.
- Ты же знаешь, что после обеда...
- Я знаю, он говорил.
После возвращения Игоря о героях мы больше
не вспоминали, хотя я знаю, что в нации, в народе
живут не столь, как общепринято на Руси (Илья
Муромец – Юрий Гагарин, заметьте, как терялся рост
при общем вытягивании вверх человечества)
невидимые герои, и потому мы ещё живы. «Герой – не
прихоть писателей, герой – человек, без которого
не может жить страна. Убей героя – страна умрёт.
Вот о каком герои я говорю»*.
* - И.Алексеев «Жесть» («Дирижабль» -
июнь/июль 2007 года)

Энергичные доказательства и восторги друга-поэта о
необходимости смены и очень правильности его
выбора покупки новой модели машины. И всё-таки он
ждёт моих словесных подкреплений.
- Ты нашёл, у кого спрашивать. Я все свои машины
покупал из эстетического и внутреннего
соответствия. Наступали определённые моменты
совпадения денег и не понятных ощущений,
свербления какого-то, что непременно её, машину, и
надо. И я покупал.
- Вот именно! Мы покупаем эмоции.
- Когда заканчиваются эмоции, мы не очень-то
живём.
- Вот именно...
Мы ещё поперебрасывались фразами, а когда
закончили разговор, я так и не понял, что ему
посоветовал. Собственно наш разговор был
самодостаточен и, как часто бывает, а некая
красивая железка послужила лишь поводом для новых
и совместных размышлений.

Простой набор цифр не даёт ничего. Математические
выкладки Вселенной обозначены звёздами на небе.
Цифры твоих не случайных дат, вешками приколоты на
земле. Люди – волки. Беги, не считай, постарайся
увидеть впереди новою вешку, их пунктир,
постарайся не оборачиваться. Номерки движения по
некоему кем-то выстроенному маршруту. Целая глава
цифр, неожиданно выпавшая из почти свёрстанной
моей пятой книги стихов. Цифры. Может рано ещё?
Может вехи ещё придут? К тому же теперь очевидно,
что и написаны они изначально не мною? Кем? Кем,
кем - Им!

Мы сидим в новом большом ресторане с моим другом партнёром и женщиной
из прошлой жизни. Сколько мы не виделись? Сколько прошло?
Десять-пятнадцать лет? Двенадцать. Она подсчитала сама до встречи.
Кажется, ничего не изменилось – всё та же экспрессия тонких пальцев
над линией зажигающейся сигареты, всё тот же гортанный голос, то же
смех. Но у неё тогда не было трёх детей, похоронок, диссертации по
филологии на тему «Серебряного века» и многолетней работы в тонкой
материи Пылевоградского кредитования. Как глупо, что я пришел говорить
о наших кредитах спустя двенадцать. Тёмные уставшие глаза женщины. Я
отрываю себя от стула, невнятничиваю на прощание. Ладно, дальше ребята
сами.

Долгожданный прыжок в воду (это прыжок?) с яхты «Гелон» в направлении
выхода из акватории яхт-клуба, с попыткой выплыть из круга недели с
непрерывными тридцатью пятью в воздухе. Мы в яхт-клуб прилетели с
французским архитектором ныне, художницей и красавицей изначально
русской. Далее не стоит плыть, приходиться останавливаться. Можно
вспомнить вчерашний удар противника по моей голени. Можно вспомнить,
что пловец ты не великий. И главное, что нужно успеть выпить кофе и
поговорить о мерцающих вдалеке творческих планах с хозяином яхты. Ах
ты, яхта с названием двадцати пяти вековой истории, места притяжения
нашего, остаётся у меня за спиной. Остаётся на фотографии, где хозяин,
и рядом две богини. (Как на картине.) И у хозяина один глаз карий, а
другой голубой.

Голубой цвет неба над нашей рекой по мосту, над которой мы едем с
тобой домой, ангел мой.

Под ночь я уезжаю с мамой в ущелье. (В Пылевограде
оставлены взвозы, тракты, ущелья…) Мы жили там
долго много лет назад - теперь туда вернулся мой
брат. Деревья, которые так с трудом приживались на
склоне, теперь вблизи шелестят. Клёны на уровне
пятиэтажном, тополя за девятиэтажном. Брат мой
вернулся отважный, с женой и мальчиками Николаем и
Павлов. Здесь в конце жил один отец. Николай
Павлович – вы молодец, оставили пацанов Россеи.
Память здесь селит мальчиков в такой же большой
балкон, как для нас в детстве. Брат вернулся,
живёт теперь по соседству. Я же с трудом повернусь
на нём (на балконе). Кроме, я вырос, как джунглями
слон. Мама, пора возвращаться. Из последних, я
падаю в сон. Сорок за за…, так удачно закрыли.

- И я как-то неожиданно оказался в стройном теле
чёрного юноши, танцующего самбу на веранде
открытого ресторана перед океаном.
- Завидую! Мне вот однажды пришлось душонку свою
выцарапывать из тела тирана.
- Ты был в теле?
- Разве сразу поймёшь, но чувство раздирающее,
мерзкое какое-то.
- А я в другой раз оказался в чьём-то акваланге в
голубой-голубой воде: вокруг кораллы, рыбы там
всякие проплывают, а я в чём-то чёрном обтекаемом
и ножки в ластах в стороны....
- Эх, братья, и всё-таки вам всем повезло.
Представить трудно, но я оказался в жуткой
эротической сцене одним из миллионов деревянных
фигурок соития в темноте индийского храма во
влажном смраде потерянных джунглей.
- Красиво!
- Красиво: зайти и уйти. Сотни лет стоять без
луча солнца, без человеческого глаза, без надежды
вернуться, без шанса за…
- Зря ты так. Всё равно – красиво!

- А ты бы к партии власти сходил, попробовал их уговорить...
- Я ходил.
- И что?
- Они все на местах тупо воруют, им не до проектов. Их много, а денег
мало – закон кормушки.
- Это ты так думаешь, что тупо. А они считают, что остро, красиво,
разнообразно.
- Нет, тупо, я тебя уверяю. Но, главное, для нас разницы никакой.
- Согласен.

- Не верю я в эту страну, в её незыблемость что ли. Друзья меня даже
иностранцем начали называть, а я просто не верю. Ну, так устроен.
- Так сваливай – деньги же есть!
- Не верю я, что смогу там без всего этого…
-…Неверия.

- Я ждал, что ты опишешь о нашей игре, о своём мяче, а ты молчишь.
Пробелы какие-то у тебя пошли.
- Пробелы в словах не так страшны, как пробелы в жизни. А о мяче –
что о нём писать? Я бегу с вами, я сопротивляюсь.
- А чему?
- Вот это я и пытаюсь понять. От этого и пробелы.

Твои высказывание ушли в песок, твои романы не написаны, твои дети
разбежались и забыли о тебе, твои годы ушли.
Песни на твои стихи поют у костра, во дворе, а мысли, высказанные
когда-то, возвращаются разными устами, переходят порой в эхо. Твои
романы ждут тебя и твоего времени с ними. Твои дети помнят всегда, что
они твои дети. Возраста подведения итогов не существует до тех пор,
пока ты сам не сдашься и не начнёшь подводить итоги.