Она ждала нас перед подъездом. Её дети - наши. Они
выросли до возможности лакать неосознанно,
ткнувшись в лужу моей рукой, в индустриальное
молоко, и им тошно и страшно в картонной коробке.
Почти всегда работает лифт (краткие мгновения
ночи). Молока у Матильды на всех четырёх не
хватает. Явно обозначился меньше других и так
самый маленький "черныш", взятый на
сутки до нашей поездки в столицы и
безрезультатно,
Мишкой Лысенко и его любимой женой Алёной.
"Он ничего не ест и мяучит..." Это
утром. А ночью блаженный Мишка, прижимающий и
целующий котёнка под прожектором Луны. Такую
картину никто не может описать. "Блаженство
реального человека"
В конце сегодняшнего дня я отнёс коробку с
четырьмя малышами и Матильдой на первый этаж. Не
притворяйтесь - Вы знаете : у нас в подъезде дети.
И если серого не заберут к 9 маю (нашему
возвращению), мы его усоновим.
Матильда попыталась по-инерции войти со мной
в лифт, но я её не пустил. 11 и 1-этажи.
"М" и "М". Серый...

Я вытащил свою книгу (и фильм) на суд в столицы.
Моя книга может не самая лучшая-лучшая (лучшая
может быть моя предыдущая и последующая), но имеет
определённое значение. Удолетворение платить за
всё самому невысокое. Сначала на грани не умри
напиши, потом издай, потом собери всех кого можешь
и... Для чего? Можно просто кайфовать, не
углубляясь, не ковыряя себя.
Придётся повторить неумеющим читать (таких
всё больше): моя книжка самая лучшая... Априори. И
(Господи, так получилось - Ен пригласила и
потребовала этого вечера, а значит расклада
поездки, в страстную пятницу 21-го в Москве)
выдохнув за сутки второй раз и напившись виски с
последней женой Хвоста ночью я мысленно в криках
дописал роман... Вот так и появилась полная
ясность, что делать.
Слава Богу - не покойный Чернышевский, а
простой российский издатель и мой давний детский
школьный друг, Сергей Потапов, взмолился в
спортивном клубе утром : "А поэзию я не
продам! Возможно тебя стоит красиво убить, но я
думаю есть другие варианты..."
Конечно есть. Либо пой, либо умри, либо пиши
прозу. Издевательство Пастернаковского
"Доктораживаго". Не меньше...

После даже небольшого перерыва трудно начать
строчку. Мы посетили две столицы : северную
(Питер) и Москву. Четыре ночи в поездах, неделя
отсутствия и наконец-то ты дома. К слову :
Пылевоград - культурная столица Поволжья... И в
городе, кажется, прибрали. И получается не две
столицы, а для меня целых три. (Как всегда
странное название "Три мушкетёра" при
наличии потенциального четвёртого и главного). Я
думаю так же думают все возвращающиеся в реальный
дом :
новосибирцы о своей столице Сибири,
екатеребургочелябинцы о по-настоящемулюбиых
столицах Урала, тьмутараканцовцы о рае в
тьмутараканиях...
Виват всем! Я дома!!!

Наша маленькая лучшая в Пылевограде
физико-математическая школа отмечала 13 апреля
россыпь юбелеев. Арендовав театр драмы, наверное
впервые за свою 85-летнюю историю, попытались
собрать выпусников разных поколений. Всё было
достойно и часть публики дождалась кульминации с
выходом всех на улицу с феерверком. Но большинство
и иже к ним присоеденившиеся разбрелись ещё после
перерыва по многочисленным ресторанам, пивбарам и
кафе и гуляли там порой до утра. К чему это я всё?
Ах да, в зале со мной рядом сидел школьный друг,
вспоминая куски из нашекго далёкого прошлого и я
подумал, что у каждого при всей той общности и
духа, осталась своя школа. И не каждому досталось
по заслугам и способностям. Почему?

У меня есть дочь. Одна. Живущая последние
пять-шесть лет очень далеко. От меня. И собственно
- это всё, что я хотел сказать. У Игоря Алексеева
три дочери, у Сережи Гуменюка - четыре, у Ильи
Барышникова - пять, у многих - ни одной... А
какое мне дело? У меня одна. Любимая и
единственная. И очень далеко.

...не выходит за сме"т"у событий...

Волга у Пылевограда вскрылась и прочистилась вдоль
берега в ночь c девятого на десятое апреля. Весь
день вчерашнего дня был пасмурный, а местами и
проливной. Ранним утром вглядеться в реку было
невозможно из-за непроходимого низкого тумана. Но
часам к девять всё стало понятно - река пошла,
оставляя на середине тяжелое, но заметное, с
каждым часом убывающее, тёмное пористое ледяное
поле. Ура Во-о-олга - Волна Волка! Это мои обычные
типа поэтические ошибки и придурения. Но ведь
правда же Волга и "волка" очень близко?

Был на тридцатилетие "брата" Семёна. В
просторном наполненном зале практически нет его
ровестников. Семейные обстоятельства вынужденного
раннего становления, заставили талантливого в
бизнесе и неординарного парня стать очень рано
взрослым. Лет в пятнадцать-шестнадцать он уже
обрабатывал себя, а вскоре взял легко заботы всей
семьи: мамы, сестры, племянницы... Сейчас он купил
в Пылевограде завод и наполнен бесконечными
ночными (более поздней совы и в Москве поискать)
разговорами. Говорить и думать двухметровый
огромный Семён умел всегда. По его невероятному
искристому сленгу можно штамповать о современном
языке докторские дисертации. Если бы он кого-то,
конечно, подпустил, а учёные смогли бы начинать
записывать где-то после ужина и в порой
непрекращающемся сигаретном дыме. Правильных
решений, успеха тебе, братуха, и здоровья
побольше.

Всё более превращаюсь в двуного, обременённого
смертями близких вокруг. Приходит из детских
воспоминаний биография Хемингуэя : юноша,
бросившийся на первую войну, получивший кучу
извлечённых и неизвлечённых осколков; умудрённый
мужчина, учавствующий в охране береговой акватории
Америки и освобождении Парижа. И самом в конце -
плотный уход близких. Число их увеличивается.
Создаётся круг, кольцо, в котором Хэм почти один.
Женщины любят его, но понимают до тех пор пока
понимают. Количество выпитого "дайкири"
увеличивается, а ружьё ждёт. Повторная попытка...
Сильный мужчина и хороший писатель - Эрнест
потихоньку исчезает с книжных полок. Но так
происходит со всеми. Потихоньку уходят все. Теперь
за полки платят. Ах да, это за водку. Я перепутал.

Сегодня родился Юра Милорава, добрый, спокойный и
тонкий человек, поэт. Мне не просто было находить
ключик к его строчкам, а однажды Юра выразив,
привычный эмоциональный всплеск, при прочтении
стиха (по-моему, он благожилателен и добр ко всем
окружающим), восторженно произнёс слово
"глина". Разнообразные отпечатки на
глине, порой едва заметные, а порой очень сложные,
меняющие направления по ходу. Не жесткие касания
времени мыслителем - это Миловава. А главное - он
вышел делать добро. С днём рождения Юра, пиши и
живи долго.

Тем для дневника вокруг и внутри море. Матильда
утром в лифт прошла - тема "День
сурка".
Богатая тема "Художники" - в
Пылевограде давно сформирована одна из сильнейших
школ живописцев и с некоторыми я знаком лично.
Вечная для меня тема самого Пылевограда. Тема
"Сёстры" и тема "Утреннего
кофе", растекаемого запахами по квартире над
тяжёлой зашторенной, уставшим за зиму льдом,
Волги.
Всё другое перекрывает тема
"исковерканного пространства неправды".
Она наполняет меня целиком, но я должен встать и
идти дальше. Потому что другого пути нет, если ты
мужчина. За тяжелым сумрачном утром должно быть
другое - ты это проходил сто раз. Тебе надо просто
идти, а опора подтягивается под идущего. Да и
иначе, ты просто упадёшь...

лето скоро будем гулять//птицам скоро сможем
свистеть//ты не смог меня вовсе понять//вся
надежда на лето...и впредь//не ищи меня среди
вьюг//среди вьюг - служить седине//я ещё c
эммитирую круг//и оставлю тебя на войне

Думал ночью о мышце, которая многих невовремя
предала. Думал, как ей помочь. Самый простой
способ - поменьше думать.
Открыл позапрошлый блокнот. 04.04.04г. " Я
не реже общался с собой, но за последний месяц
одиночество было заморожено поездкой и
вглядываньем в даль... Сердце тащить через наши
бури оказалось не так просто... Сердце - орган
ломающийся, но об этом не хочется думать. Лучше,
во всяком случае, от думанья ему не будет. Ему -
значит мне"
Собственно записи подтверждают, что мысли ходят
по кругу. Даже свои...

Ранние перезвоны по поводу состояния одного из
"наших", вторую неделю невыходящего из
комы.
Один из абонентов по голосу с утра привычно
пьяный.
В бизнесах вечные разновеликие проблемы и
ощущение аритмичной никчёмной работы.
К вечеру заехал "снять" ненужный
второй телефон на квартире тёщи и сына. По два
раза зашёл в три зала, отстоял три (хорошо, что
маленькие) очереди и успокаивал себя, напоминая о
захваченной сполна жизни в очередях социализма -
сейчас неразумно, но всё же лучше.
В перемещениях по грязному городу на грязной
чёрной машине слушал длинные размышления об
отечественном фашизме. Включил вечером телевизор -
попал на ту же тему.
Заехал на разговор к сыну и словил себя на
мысли, что те же усилия делал объясняя ситуацию и
тупики отцу. Отец в конечном итоге не стал меня
понимать окончательно и ушёл. Хорошо, что у дня
была и другая сторона (или часть).

Закончена работа по рисункам и картинам Солянова
(см."Инсталяции") и пришла мысль, что
если бы не встречи и новые общения с этими
ребятами, было бы совсем по чёрно-белому. Либо я
начал рисовать сам. Либо ещё начну - не только же
кирпичи в корридоре выкрашивать. Так знакомый мне
испанский галерист Морено, говорят, начал общаться
с красками. Его любовь к русским художникам
наталкивается на простую нашу непоследовательность
: кто запьёт, кто умрёт...