Закодированные люди с разнообразными штучками на
ушах перед лифтом. Эпоха первых огромных
"хенфри" так же быстро кончится, как
кончилось время дебильных гантелеподобных
мобильников. Скоро они забудуться, а в хрониках
смотреть на них будет смешно и страшно. Впрочем,
как и сейчас. "Свободные руки",
мумиобразные головы, роботы-люди...

Утрення стрижка сквозь сон, быстрые движения
умелых рук по моей лысому черепу ножницами
стильного парикмахера.
- Образ, вот, надо создать на праздник.
- С твоей-то шевелюрой ты потянешь на
француского мушкетёра, или... там... пирата.
- И глаз один закрыть повязкой. И стричь?
- После меня можешь и два...
Я уплываю. Дремлю. А в зеркале напротив меня
вспыхивают в моём овале сначала отец, а потом
собравший мои губы дудочкой - сын. Чур меня! Пора
просыпаться и выходить в город аккуратным,
пустоголовым и свежим.

Счастье - не попадать грустными невозвратными
отголосками в прошлое и тем более не хандрить о
будущем. Воспринимать, что здесь и сейчас
происходит самое важное, видеть выпукло красоту, и
принимать мир, как он есть.

Посмотрел вечером два американских фильма о
счастье и Рождестве. Два раза попадал в волну
обиды за себя, плакал. Всё, никаких больше
фильмов! Нервы не в дугу, а при попытке
использовании в виде антидепресанта рюмочки
алкоголя, утренние внутренности не нуждаются в
дополнительном изучении в ренгенкобинете - и так
всё мысленно и отдачей обозначено. Остаётся лишь
заставить себя через гадкие мысли встать и
доказать всем и себе ещё разок, что инерция жизни
сегодня сильнее.

Нас так разфокусировали по свехобилию каналов, что
всё более, говорим о разном и на разных языках. И
не слышим друг друга, всех и почти всегда... То-то
было : огромная стана, один канал, одна партия,
единый двор... Тяжелая ограниченность пути, но
зато и ясности ежедневной от этого больше. И
радости ведь хватало, пробивалась, жила она в нас,
в больших количествах. Или мне так кажется?
Будущая старость вспыхивает звёздами искренней
любви к тухлой и длинной советской эпохе...

На подведение итогов - следующая вечность.

По высветившимуся на телефоне номеру, в суете
между объезжающих и стопорнувшихся у сфетофора на
углу Московской и Астраханской, машин, тянусь за
трубкой и предчувствую уверенный голос
"великого русского".
- Меня берут в "Новый мир". Всего! И
новеллки (прозу значит) и поэзию. Это без
прецедентно.
- Это правильно...
- Напечатают во второй половине года.
Представляешь, извинялись, что раньше не могут?
- Знаешь, я о чём подумал? Если бы ты не
оказался оторванным от... дел праздных,... от
бизнеса, ты цикл новелл вряд ли бы написал.
Времени не хватило бы.
- Ты, как всегда, прав. Мы об этом вчера долго
с Таней разговаривали. У меня даже помыслов таких
не было бы...
Разговор продолжался, уходил в другие
закоулки, а я параллельно думал о точности русской
мудрости, где и "несчастье помогло".

Как только всё получается и корабль бизнеса
начинает идти уверенным ходом, мне становится
скучно. И я, чаще всего, покидаю насиженное место,
дело, оставляю идею и ростки другим, умеющим
вполне аккуратно собирать и укладывать. Я так
устроен и ничего не могу с собой поделать. Хоть
убей. Мозг мой расщепляется в муках и требует
перезагрузки. Ноги ленятся идти в спокойный дом.
Почему так? Я ведь, кажется, тоже люблю уют, ярый
сторонник хороших традиций? Правда, вот, не
оказался в состоянии эммигрировать в устойчивый и
даже умиротворённый местами их быт. Случается и
похуже.
Собсвенно, я постоянно (при вышесказанной
непостоянности) мучаю себя одним и тем же
вопросом: кто я такой, а? Мужчина-однолюб. Поэт,
бросающий набранный словом ход, только из-за того,
что ненавидит мировую и признанную формулу:
работа-созревание-прорыв-смерть-известность.
Ладно, не буду больше утруждать. Сегодня
на моём столе идея проведения пляжного кубка
страны по футболу в Пылевограде на следующий год
(всё-таки первый турнир в России придумал мой
нездоровый мозг), разработка поставки местной серы
на Украину, несколько крупных и не очень
объектов-проектов по недвижимости, разрабока
бренда и продуктовой линейки молочного комбината,
мысли по расширению и измениению сети одежды и
обуви в жесточайших условиях агресивного,
сверхконкурентного рынка...
Я же говорил, кажется, что не совсем... и не
всё конца... Что в данном случае, и слава Богу.

Может и хорошо, что я пока недописал начатый пару
лет назад современный роман в
Салтыковско-Щедрининнском этаком стиле (или
подходе). Стоило мне тогда закончить первую главу
с обилием "непростых" героев и за два
месяцу послетали со своих насиженных мест реальные
прототипы : губернатор Аяцков (девять лет упадка
губерни и "столицы Поволжья"), президент
футбольного союза России Колосков (лет под
двадцать бесславного правления-раззорения), его
последний наместник тренер сборной - тупая
"выскочка" Ярцев...
Заполняя по просьбе журналистки какую-то
новогодняя анкету неожиданно столкнулся с вопросом
о стране, которую не хотел бы посетить. Да я их
все люблю, все тридцать-сорок мною пройденных. И
тем более те, что ждут меня ещё. Ответил. Мучался
несколько дней, потом позвонил в журнал, успел до
вёрстки исправить в страну на Таджикистан. Через
несколько дней услышал, что не стало вечного
Ниязова...

...про совсем зимний холодный и ветренный день той
жизни. Потепление за двадцать с хвостиком сегодня
особенно очевидно. Вечером заглянул по привычке в
список дат и дней рождений, и удивился насколько
длинно всё получилось и продолжается. Ирреальная
картинка половины жизни вспять: насквозь холодная
зима до Потепления, моя молодёжная свадьба,
друзья, я безусый, неотягощённый ещё взрослой
жизнью. Советский, счастливый, глупый...

Я говорил долго с детьми по телефону с паузой
несколько минут. С сыном, дитём Пылевограда, и
таким же сложным и неустроенным (а может и
больше), как все мужчины нашего рода (речь о
покойном отце, дяде, брате, двоюродных
братьях...). Таком же упрямом (а может и больше).
И с дочерью - человечком мира, надеюсь
соскочившей из неустойчивости и от местной
чернухи, в страну более правильную,
прогнозируемую, цивилизованную. Во всяком случае
уж точно намного благоустроенную и спокойную.
Они почти не общаются между собой сейчас, мои
дети, и во мне отвердевшем, привыкшем к душевной
боли, есть простая, но и сложная ныне мечта.
Мечта, чтобы это время их разрыва когда-то
закончилось.

Мама и Владимир Иванович вернулись из Киева
сегодня ближе к полуночи поездом. Сколько я раз
встречал-провожал на Пылевоградских перронах в
этой жизни. Но как всё-таки уместно и хорошо,
когда приезжают наши, любимые... Когда
возвращаются свои. Собственно на этом великая
пауза радости ночи... Всё.

Ещё недавно так хотелось умереть. Так было
комфортно, уютно с этой мыслью. Мыслью, что можно
легко отделаться от почти всего ужаса мира,
Пылевограда, печали своей бесконечной, итогов
своих безобразных. Разбирайтесь сами, читайте
наследство, слова оставшиеся, лабиринты мозга
ушедшего от безумия и грязи...
Ещё недавно... Как странно, что время даёт шанс.
И ты говоришь, повторяешь примитивные и простые
слова о том, что всё только и начинается. Что
только теперь и наступает время, когда ты можешь
затеять невероятное, и успеть надолго...

Я так и мог прожить целую жизнь не имея своей
собаки. Ну так бы сложилось - просто целая жизнь
без своей собаки. Так многие и живут, проживают...
Зачем?

Заходил позавчера утром на работу академик, занёс
ключи от московской квартиры - нашим академикам не
очень-то под силу гостиничный прескурант Москвы.
Поговорили: о тёплой зиме и ближайшем ледниковом
периоде, о необходимости есть сало, красный перец,
лук... и играть в футбол возможно дольше (академик
играл до шестидесяти), об обилие идей и
несканчаемых бизнес планах его, Валентина
Ефимовича - старинного друга моих родителей. В
возрасте почти семидесятилетнего, он совсем не
выглядит уставшим и местами движениями, юмором и
лёгкими мыслями, явно опережает меня.