После посещения больниц, психушек, преждевременной
потери товарищей и друзей, часто задумываюсь о
том, что не плохо бы, чтобы остались силы... на
правильную и гордую смерть.

В первом отделении цирка я заснул. Белая и чёрная
девушки, временами толкали меня с двух сторон,
уберегая представление от моего возможного храпа.
За свою жизнь я успел поспать на балетах, на
концертах, в разгар драматических действий.
Сегодня я пропустил самую нудную часть
представления и нисколько об этом не жалею. А где
и когда тогда мне спать?

Солянову в мае зашкалило за восемьдесят.
Радищевский (первый общенародный и провинциальный)
музей в лице нынешних директоров, то обещают ему
выставку, то пожимают плечами. Видимо оттягивают
время, прячутся за пустыми словами. Зачем им
Солянов? Ещё живой.
Юра Проскуряков считает Солянова гениальным
художником современности. Я думаю, что это близко
к правде. Но художник не умирает, а ценности его
искусства в бедном, но в сверхуплотнённом музами
городе, разобраться толком никто не может. Или не
хочет. Пока. Критиков не хватает, а пророков в
своём отечестве днём с огнём.
Солянов – великий художник, дожив до
восьмидесяти, так разительно отличается от
основного банды местных (и не только) пустых
пейзажистов, что вновь не заслужил персональной
выставки. Пришлось нам с друзьями сделать к
юбилею небольшую в студии у Эллы. Сегодня ближе к
вечеру я эвакуировал из студии картины, укладывал
их с трудом в чреве своего огромного джипа. В
страшную жару мы перетаскали их вместе с
Владимиром Алексеевичем в его хибару.
Достаточно неожиданно, он вынес из темноты
погреба бутылку из под шампанского с туго забитой
пробкой.
- Выпейте дома за меня. Это своё вино. Сам
осенью делал.
Выращенная почти в центре города лоза изабеллы,
руки художника и привычный ежедневный труд
мастера. Вино я взял. Мне показалось, что
отказаться cегодня, я не имел права.

Ногу ты не убрал. Что-то хрустнуло. А как иначе?
Ты был на мяче раньше, ты хотел забить... Здесь
выбывают в непонятном направлении безволия те, кто
убирает ноги. Травмы сопровождают мужчин всю
жизнь, но надо суметь не испугаться получить
новую.

Ты уже научен годами. Нужно только дотерпеть,
распределить остаток сил, не выскочить в
сумасшедшего. Полосы заканчиваются, даже такие
длинные. Может вчерашний рассвет, может
сегодняшний…
Ты покупаешь у друга в мастерской новые
баночки
акриловой краски, чтобы редкие гости
продолжили
шаманить в твоём подъезде, нанося на белые
кирпичи розу ветром, сердца и улыбки. Может
вчерашний вечер, может сегодняшний?
Точка отсчёта белой полосы в тебе самом.

Торопливость, сжатого полусонного пространства
утра. Гонка за самопотоком, уходящих мыслей,
фиксирование вчерашнего. Потом будет некогда
вычитывать, как сейчас некогда читать. Слегка
успокаиваешься предварительностью, затравкой,
созданием привычки и необходимости стучать по
клавишам. Не хочется пропускать мимо дни. Полная
фиксация их невозможна, как воспроизведения
сладкого запаха распустившейся черёмухи? Или букет
хорошего сухого? Абсурдно даже пытаться. Ошибки,
повторения возможны, но может это именно тот день…

Роман не панацея, но спрятаться в него можно и хочется. Герои имеют
право жить счастливо и побеждать. И ты им в этом иногда можешь,
кстати, помочь. Желательно - не сильно.

Дружная команда загорелых и весёлых турецких
парней. Создание настроения, белоснежные улыбки,
почти круглосуточный ритм…
Я опять мысленно уехал в проекцию «а мог бы я» в
прошлом или настоящем. В турецких парней
влюблялась вся женская половина отеля – в основном
не показывая, пряча глаза и чувства. А иногда и не
пряча.

Море подарило один вечер и одну ночь шторма.
Быстро-быстро по команде забегали аниматоры,
разбирая и спасая тем самым деревянный пирс.
Ночью мы подходили к этим огромным белым чудовищам
к отступившему, но успокаивающему волны, берегу….

В субботу я начал серию интервью с Игорем
Алексеевым на тему смерти, ухода. К вечеру сил не
хватает обработать. Да, и тема не простая. Ждите.

Новая с батареечкой посередине. Вот эта батарейка
отказалась жужжать на чужбине (я постукивал,
похлопывал – что только не делал), а дома завелась
при первом нажатие. Вещи порой удивляют нас больше
людей.

Любовь – это восприятие человека таким, каков он есть, с восхищением.

Он играл в подыгрыше на единственном в Саратове
концерте Хвоста. Была одна короткая репетиция, но
публика вряд ли в это поверила бы – сорванных
мелодий не было. Через некоторое время я
встретился с ним в отделении разогрева какой-то
заездной звезды в узком пространстве ресторанчика
«Метро». Недавно он показал мне, качаемую активно
в Интернете, крепко сделанную песню на моё
стихотворение с тем же названием – «Метро». Мы
разговорились о создании новой программы, я сделал
для него подборку из новой книги.
И вот я у него в гостях: часть частного дома с
сенями и маленькой комнатой, где Юра, гитары и
компьютер.
- Из ресторана я ушёл. Кажется, весь день
свободен, но ты невольно ждёшь халтурного вечера,
отдаёшь там все силы. Замкнутый такой круговорот
- А живёшь на что?
- Так. Друзья помогают. На кашу перешёл вот.
Здоровая, кстати, пища. А. если серьёзно, то мне
откладывать надоело.
- Тебе сколько?
- Тридцать три. И два-три часа в день надо
отдавать гитаре, не меньше двух…
Я мог бы не спрашивать сколько. Худое красивое
славянское лицо с бородкой и длинными волосами.
Талантище. Талант, жаждущий раскрыться. Успеха
тебе, Юра.

Фраер – пижон, выпендрёжник, наглец ( «Новейший
словарь иностранных слов и выражений»).

Они подошли к нашей очереди на прямой самолёт к
морю. Она – племянница моего школьного друга, ныне
красивая молодая женщина, и он – красавец мужчина
с активным словарём и жестикуляцией. Моё погоняло
приклеилось к нему мысленно сразу и было интересно
посмотреть на «племя новое – не знакомое» на
отдыхе. К тому же, как оказалось, мы ехали в один
отель. Вскоре правда выяснилось, что разница в
возрасте с моим попутчиком у нас и не такая уж
существенная.
С Андрюхой (так зовут нашего героя) мы начали
разговор ещё в самолёте, а потом два-три дня
жестко (в плане совместных алкогольных начинаний)
продолжили в отеле. Выйдя из неглубокого штопора,
мы сфокусировали совместную энергию на пляжный
волейбол, где составили связку пасующего и
бьющего. И надо сказать не оказалось на побережье
лучшей связки. С ростом Андрюхи и его стабильным
ударом, за оставшиеся дни не нашлось нам в округе
достойного сопротивления. За эти дни вскрыли мы
души друг для друга, рассказав открыто, искренне и
подробно о былом. А когда в последний ночь
валялись на деревянном пирсе, уставившись в
бесконечное небо, не было в тот момент на планете
человека, понимающего меня цельнее и лучше, чем
он. Да, и какой он фраер – красивый парень c
непростой судьбой и перечнем обычных проблем. Я
ошибся.

Этим, любимым мною, стихотворением я подвожу черту
перед первым, несколько неожиданным для меня,
обзором книги моего товарища юности, ровесника и
брату по перу, Александра Полякова (1962- 1994
гг.). Вчитайтесь, как славно написано едва
прошедшим двадцатилетие, юношей…

Александр Поляков
(из сборника «Письма к Лилии», Саратов, изд.
«Светопись», 2003 год, 200 экз.)

***
Пред беглостью размеренных минут
Бессмертны переплёты мудрых книг,
Таящие пророчества, как шут,
В сентенциях освистанных расстриг.

В них вечный смысл – о поиске добра –
Пред тишиной святой библиотек
Как предсказанье будущих утрат
И на виске читавшего их – снег.

Не совершить бы ценности подлог,
Хулению предавши идеал…
Вот отчего к пустому слову строг,
Вам руку на прощание не дал.

11 июля 1983г.