Заканчивается цикл юбилеев, людей близких мне по
дате рождения плюс/минус 1962-го. Было занятно
увидеть разнообразный подход к круглой дате.
Кто-то из именинников прятался от общества и
выключал свои мобилы, кто-то уезжал с семьей в
далекое путешествие, кто-то ходил с друзьями на
Эльбрус, кто-то собирал мужиков на летнем корабле,
кто-то делал огромные театрализованные
представления... Вариантов оказывается есть
разные.
В воскресенье я был у институтского товарища в
Волгоградской области в пустынной Паласовке.
Почему не приехать и не поздравить, когда всего
три часа в одну сторону на машине? Кто му же
посадили меня за средний стол рядом с именинником
Олегом. За что ему огромное спасибо, так как его
земляков я никого к своим пятидесяти не знал.
Обстановка напоминала отчасти давно забытые
советские деревенские свадьбы с тамадой, выходом
под вставание и аплодисменты гостей имениннника и
с "пей до дна..." Пили водку и шептались
в промежутках с другом о пройденном, о его детях
(мы с Олегом, кстати, по три разу отличились), о
институтских товарищах... Когда разгоряченные
алкоголем дама стала приглашать меня в круг на
танец, я понял, что пора и честь знать.

"Мелкая" спрашивает меня по телефону,
"что я привез ей из Москвы"?
- А маме?
- Сам вернулся.
- А маме привез любовь!?
- Правильно, дочка.

- Жить - дьвольски тяжело. Хотя бы потому, что в
тот момент, когда ты произносишь: "А надо
ли?", - он приходит.
- Кто он?
- Дьявол.

Был на Волге с друзьями в два приема по четыре
дня. Восемь дней и семь ночей свободы с короткими
провалами памяти в маленькой палатке на одного.
Мой первый одиннадцатикилограммовый сом и утренняя
жареха только что пойманной, брошенной напротив
лагеря, не крупной рыбы. Судаки, щуки, жерехи,
красноперка, плотва... Огромная кастрюля ухи,
привезенный с соседнего острова узбекский плов,
хрустящие просоленные здесь в трехлитровой банке
огурчики...
Путешествия по воде на моторе и водных лыжах.
Встречи, разговоры, байки, песни под гитару
вечером порой на голоса, порой круто, периодически
меняющейся, в шестидесяти километрах от города,
компании.
Волейбол и шахматы с теми, кто умеет играть или
только учится. Путешествие на остров с именем
последнего приюта «Ковчег» и бильярдные поединки
на свежем воздухе там.
Первая встреча через 44 года с
одноклассником-первоклассником, как потом в
процессе разговора выяснилось. Это длинная-длинная
жизнь в одном городе, зная о "подвигах"
друг друга и случайная встреча за одним столом.
Здесь Волга - здесь много от чуда!
Мысли, метания, стихи, ранняя утренняя река с
неожиданными слезами на глазах о недавно
похороненном друге насквозь-насквозь волжанине
Игоре. Конечно алкоголь. Много алкоголя.
Шампанское, белое сухое, красное сухое,
разбавленное и нет водой, виски, присоединившихся
на огонек рыбаков, водка под уху... Пьем,
веселимся, но пьяных нет. Естественный отбор давно
произошел. Все по желанию.
Многое не перечислишь, все не вспомнишь,
хохот не объяснишь. «Бегающие по столу наперегонки
маленькие верблюды, выпущенные из консервных банок
тушенки». Часто важна не суть, а лица и интонации.
Благородные небритые мужские и загорелые женские
лица, от далеко за семьдесят до девяти лет отроду.
Дети чуть отдельно, но все уживаются.
Сосны над головой, плещущаяся Волга рядом - в
нескольких метрах. Белогрудый орел на том же
дереве в том же месте. Стая, как летящая саранча –
бакланов. Уходящий вдоль воды, аж во Владивосток,
на учения, огромный стратегический
бомбардировщик.
Два мальчика Томсойейра с умышленно потерянной в
лесу лопатой. Влюбившийся в белую лайку и
найденный ночью на противоположной стороне острова
в высокой траве, как лесе, переросток йорк Оскар.
Наслаждение от воздуха, ветра, летящие в разные
стороны красносинекрылые кузнечики по тропинке к
далекому туалету – канадской ракете.
Сборы лагеря, заваленные добром лодки, приколотая
к ветки дерева моя записка с крупным текстом:
«Руки в Волгу опусти». Слова Алексея Батусова,
посланные из «Парижика» до начала.
После. Все это шумит и не хочет уходить и
забываться под засыпание в городе рядом с моей
пятилетней дочерью. Под ответы на ее вопросы. Все
это не хочет уходить и уходит и прерывается под
оглушительными в сон ее словами: «Ты мой
необыкновенный папа».

1

Ночью сонная деду (тот определяет ее на
горшок): "Я не кок - я юнга!"

2

Бабушке и дедушке с убеждением: "Чё вы
меня всё учите, да учите. Да, надоело это
слушать!"

3

Она пытается продвигать свои мысли и
недовольства иносказательно. Так получив за
дневные проступки при мне заслуженную и детальную
"выволочку" от мамы, Аи уходит по саду и
не громко перечисляет: "Папа у меня хороший.
Бабушка у меня хорошая, Дедушка у меня
хороший..."
Последующий взрыв мамы: "А что мама у тебя
не хорошая?!", она быстренько компенсирует
словами: "Нет, нет - мама у меня
хорошая".

Всем спасибо, или саратовский граф футбола.

Лифар Николай Степанович (родился 8
декабря 1951 года).
Играл на позиции «под нападающим», или
крайним хавом. Его нередко сравнивали с
широкошажными футболистами, по футбольному модными
тогда «летучими голландцами» - 74 года. Лифар
технично принимал сложные мячи, на финтах и
прокидке легко уходил от соперников, и если сам
забивал не так много, исправно отдавал голевые
пасы.
- Вы были первым в Саратове блуждающим хавом,
освобожденным от черновой работы?
- Не сразу. В Хабаровске, ко второму
возвращению в «Сокол». Вот тогда мне начали давать
на установке свободу выбора. Я, ведь, полезный
был. И бил с обеих ног.
- И откуда такой, технично-хитрый, де Ла Фер в
закрытом городе Саратове?
- Если о фамилии, то ее происхождению на Волге
мы обязаны французскому военнопленному 1812-го
года. А что до техники – мне ее сломать не успели.
Я гонял мяч с утра до вечера на верхней площадки
на Шелковичной улице у НИТИ. А потом очутился в
заводской команде «Универсал» Агрегатного завода.
Чему обязан тренеру – Виктору Николаевичу
Дадыкину. Спасибо ему.
- Откуда был подсмотрен балаковским
«Кордом»?
- Все правильно. Здесь спасибо Виктору Чернышкову
- он как раз в «Универсале» свой век доигрывал.
Это он подтолкнул меня словами: «Иди. Вернуться
назад всегда успеешь». В «Корде» я с удовольствием
играл три года, пока его не расформировали.
- Кстати, почему?
- На фоне мутной истории вокруг балаковского
химкомбината. Но говорят, что областному
руководство не знало, как разобраться с
регулярными провалами «Сокола». В 74-м «соколята»
получили в первом круге 7 поражений в 8 матчах. И
вот тогда «Корд» расформировали, тренера
перетянули в Саратов, а он взял в середине сезона
из Балакова с собой костяк - человек пять-шесть.
- Теперь спасибо Виктору Ивановичу Карпову?
- Ему особое (улыбается). И за то, что в 74-м
уберег от перехода в Казань. И за то, что
квалификацию пожизненную помог снять.
- Об этом поподробней.
- Об этом везде и много написано. 76-й год. В
Улисте играли против местного «Уралана». Судья нас
жесточайше сплавил. Там вообще было выиграть почти
нереально, но мы к 87-й повели 1:0. И началось.
Первый ответный гол нам забили после того, как мяч
ушел на два метра за лицевую линию. Второй - на
неизвестно какой добавленной минуте (а тогда ведь
не добавляли) буквально затоптав нашего вратаря –
Володю Литовченко. И судья такой наглый был, что…
пришлось один разок справа приложиться. У меня
печатка тяжелая на руке была.
Спасибо Вадиму Петровичу Шпитальному – вытащил
меня через сутки из тюрьмы. А потом через год,
благодаря личному включению бывшего первого
секретаря области Алексея Ивановича Шибаева (он
ВЦСПС в Москве возглавлял) – вернули меня в строй.

- Вернемся в 74-й?
- Мы пришли с Карповым в начале сентября, и
так получилось, что команда спасли концовку
сезона.
- Уйдя с последнего места, благодаря без
проигрышной одиннадцати матчевой серии!
- Можно сказать по другому: первый круг
команда закончила 16-й, а второй выиграла. Так вот
в 75-м мы были уже вторые в своей зоне 2-й лиги,
попали в переходный турнир в Махачкалу, где нас
жесточайшем образом «сплавил» судья в матче с
узбекским «Янгиером».
- Не помог и новый холодильник «СЭПО»,
подаренный председателю судейского комитета?
- Не помог (смеется). Мы - игроки и то
пытались скинуться, чтобы судьи честно судили. Но
тогда бестолку было .
- Вы тогда не дрались?
- Зачем? Там все расписано без нас было. А так
я на поле постоять за себя мог. Был один период,
то Толю Суровцева Толю, то меня удаляли. Через
матч. Чего стоит игра в Батуми, где один «грязный»
игрок, получив от меня в ответ скрытый укол
булавкой (их в тех футбольных трусах на резинке
хранил), а потом гонялся за мной по всему полю со
словами: «Я твою маму е... Футбол бросаю – тебя
убиваю…»
- 75-й был для вас пиком в карьере?
- Пожалуй, да. В 77-м меня «отправили» в
армию, я поиграл сначала в вышке в самарских
«Крылья Советах», а потом были очень хорошие годы
в хабаровском СКА. Там нас «на руках носили».
Кстати, там и команда отличная подобралась. Мы, к
примеру, выиграли турнир с участием сборной
Японии, молодежной сборной СССР времен
Заварова-Чанова и команды «Луч» Владивосток.
- Но родной город ждал?
- «Сокол» тогда возглавлял тогда легендарный
Вадим Шпитальный. У меня родился сын – пора было
возвращаться домой, хотя были и другие
предложения.
- И тут вы некстати попали в период
омоложения.
- Я близко к сердцу всегда все принимал. И
характер у меня эмоциональный, а в тот момент даже
мнительный был. Из команды по возрасту и не по
делу «ушли» Литовченко, Милосердова, Демидова… Я
не стал дожидаться.
- Вам же тридцати даже не было ?!
В этот момент мой собеседник стал активно
собираться.
- Куда это вы, Николай Степанович?
- Опаздываю. Внука нужно на тренировку
завести.
- Не уж-то футбол?
- Конечно.
- Внука-то как зовут? Сколько лет?
- Ваня Лифар. Шесть лет. Может что-то
получится?
- Получится, я уверен. С такой-то графской
родословной.
И тут мы, рассмеявшись, попрощались с
моим тренером по ветеранским командам, и просто
хорошим человеком с большим футбольным прошлым,
настоящим, и судя по дедовскому шефству над Ваней,
возможно, и будущим.

Хоризматичный БАБ пишет на Родину врагу
заискивающие письма и вешается одиноко в ванне?
Как-то странно вешается. Как-то смешно.
Они - американцы, не знают, как еще
отсечь российское влияние и выдумывают некий
список Магнитского. А главное мучают, и даже
убивают, наших милых детишек (у нас же самих
привычно горят больницы и детишек по-прежнему
никто не мучает).
Они окружают нас вздорно-нахальной и
неожиданно быстро упорядоченной Грузией. Потом
проверяют нашу безалаберность на некогда
безоблачной по советски разгильдяйской Греции, а
чуть позже рушат наши форпосты - офшоры на русском
острове Кипр. Заметьте, не мы его делили на две
части!
И довыеживались все!!! В Бостоне, а не в
Москве, попутавшиеся молодые кавказцы начиняют
кастрюли гвоздями (приятнее пустить мутняк -
версию, что все это кроваво-красочная инсценировка
ФБР), а мы взамен получаем чисто американскую
белгородскую полусумасшедшую двуногую тварь.
И что дальше?!

Когда руководитель страны говорит, говорит,
говорит... И кажется все по делу, но никто уже не
верит. Никто не слушает. А точнее - его слушают
те, кто по признаку попадания в трясину электората
с открытым ртом, никогда не признаются, что не
понимают, как это он их уболтал.
А ему остается только идти на рекорды по
продолжительности выступления пока в белгородских
подлесках всей страны появляются все новые местные
шизоиды с американскими замашками вершить смерть,
где захочется. А наши тюрьмы и так переполнены не
только всяким дерьмом, но и вполне честными
людьми. Особенно на фоне стихоплетства и
свободного гуляния от следствия, причастных к делу
Минобороны...
А его-наша страна все-таки построит новый
колечечно-конечный Сочи, как некогда на болотах
вырос Питер. Но победим ли мы, пусть только в
хоккее и биатлоне? И мне - спортсмену по плоти и
привычкам, неожиданно хочется спросить: "А
зачем все это?! Для кого?"

«хайдеггержив» сегодня…

Как заноза сидит уже несколько лет фраза
одного моего хорошего знакомого и большого
саратовского чиновника: «Ну, и где наши великие
местные рок-группы? Хотя бы одна…» Очень хочется
задним числом поспорить, приводя примеры
очевидного мощного движение местных звезд «за
хлебом и колбасой» в Москву и сослаться на некие
другие более благоприятные экономические и прочие
составляющие в Питере и на Урале. Но жизнь не
любит сослагательных наклонений. Где ж они
рок-звезды культурной столицы Поволжья?
Сегодня, 19 апреля (20-00 в арт-клубе «В
эфире»), в день первого Большого концерта за почти
двадцать лет творческой жизни, мы беседуем обо
всем этом и не только, с лидером одного из самых
достойных рок-коллективов города - Сергеем
Меркуловым.
- Не обидно, Сергей, что саратовский рок не
ассоциируется с группами масштаба «Чайф»,
например? Что с конца восьмидесятых – первых
рок-концертов - отсюда отъезжают все, начиная от
полинявших из рок в поп-продюсеров Бари Алибасова
и Саша Шишинина, и продолжая миграцией более-менее
состоявшихся здесь групп типа «После 11-ти» или
«Метро»? И твои ребята из первого состава - Дима
Толствов И Антон Романенко давно уже в Москве...
- Почему мне должно быть обидно. Дима пишет песни
на заказ, а Антон очень выручил нас, заменив
бас-гитару в прошлом году на «Нашествии».
Ситуация развивается так, как она развивается. А
обижаться мы можем только на себя.
- Ты говоришь не словами некого немецкого
философа?
- Ты о Хайдеггере?
- Откуда этот Хайдеггер в тебе?
- Из КВН-овских студенческих приколов на этаком
фоне увлечения философией группы товарищей
учащихся в Политехе.
- Закрутил. Нужно добавить - в начале лихих
90-х?
- Если быть точнее – первая песня и старт группы
датирован 94-м.
- Тебе двадцать один год. Первая любовь и все
такое?
- Отчасти, но скорее на фоне нашей любви к тому
пику русскому рока с примесью «Битлов» и новой
английской волны от «U2», «Arakhnes» и «Depeche
Mode».
- А кто из русских?
- Обычный набор: «Кино», «Алиса», «Аквариум» с
БГ, «Телевизор», «Пикник», «ДДТ». Особенно «Кино»,
или даже «Пикник». Но слушал я тогда много. Всё:
от панков до монстров очень тяжелой музыки. «Моя
умирающая невеста…» Страшный век – страшные
песни.
- Но ты-то и начал не страшно, а романтично?
- Не знаю. Первая вещь до сих пор в концерте –
«Шриланкийский друг».
- Некто влюбленный в краснодарскую девушку? Песни
- это твой личный опыт?
- Чаще всего собирательный. Мои родители
закончили наш Универ и искали волжскую нефть в
Советском районе, и я на Цейлоне и в Краснодаре
тогда не был.
- И песни поешь только свои?
- За редким исключением. Есть один текст
покойного Евгения Герасименко, на музыку Димы и
Антона.
- С Евгением тебя связывала дружба?
- Более того. В трудный момент моей жизни, я
почти два года у него жил.
- «Клылья» – это ему?
- Нет. «Крялья» же «для Крылача». Это погоняло
Олега Евдокимова, который в 90-е освещал
саратовский рок, записывал акустический проект
«Свои люди», раздавал авторам проекта их записи.
Он, как бы был первым саратовским нелегальным
продюсером…
- А потом сам уехал в Питер.
- В конце 90-х рок-н-ролл, почти, умер. Последние
кто прорвались – «Земфира» и «Сплин». В 98-м
«хайдеггержив» записали во 2-м и 3-м сборнике
«2000 процентов живой энергии». Я общался с
Кушниром и Бурлаковым еще до того, как они
закончили запись и презентацию первого диска
«Мумий Тролля» в Англии…
- А потом у вас в группе что-то произошло?
- Ничего особенного. Мужчины стали мужАми. Все
стали заняты. Женя в пятом погиб, Крылач уехал в
Питер, а я год ничего не писал. Мертвый год в
прямом и переносном смысле.
- Но «хайдеггер» жив!
- Вернулся Вахо. Он мотался с бродячей группой
между Петербургом и Европой. Объехал всю Испанию,
Португалию…, и вернулся. Я предложил сыграть с ним
«Крылача». И все опять началось. Нас уже все
успели забыть: поклонники 90-х или уехали, или
отошли. Три последних года мы словно начинаем с
нуля.
- Не плохо начинаете. Симпатично.
- Тебе видней.
- Точнее не скажешь - Хайдеггер жив!

Фейерверки и голы Михаила Проскурина

2. Михаил Архипович Проскурин (род. 30
ноября 1944 года)

Архипыча представлять особенно никому не нужно.
Его, активного, улыбающегося или позитивно -
по-деловому настроенного, знает вся саратовская
футбольная общественность.
Его личных голов за ту его команду «Сокол»,
конечно, было не так уж много, но тому есть
резонное объяснение – играл Проскурин в защите:
сначала на флангах (чаще справа), чуть позже –
последним. Вот как характеризуют его авторы
единственной большой книги о «Соколе» («Песнь о
«Соколе» - 2002 г.) Матюшкин и Генсон: «У него
была светлая футбольная голова. Как известно,
задний защитник должен обладать особым умением
читать игру, и на это место обычно ставят самого
опытного игрока. Михаил блестяще справлялся с
обязанностью заднего стоппера, отнюдь не в зрелом
возрасте. Обладал умением чистого отбора мяча. Не
было ему равных и в игре головой. Пользовался
большим авторитетом в команде». Не мудрено, что с
такой характеристикой Проскурин вошел в
символические сборные «Сокола» и в легендарные
60-е и в очень достойные 70-е годы. Кстати, таких
игроков в тех двух символических командах всего
только трое – помимо Проскурина, это игроки с
очень большой буквы Валентин Ольшанский и Вадим
Шпитальный.
- Кажется, вы роста не выдающегося, а пишут, что
воздух был весь ваш? – начал я задавать вопросы
неутомимому ветерану.
- Верх у меня никто не мог выиграть. В первую
очередь - позиционно. Видимо потому, что я в школе
еще баскетболом занимался.
- А как в футбол пришли?
- Да при заводе клуб был. И я в него лет в 6-7
пришел в носках. Руководитель его, как сейчас
помню, в столярке посмотрел на меня и говорит:
«Обувь купишь – приходи…» Я заревел. Время
послевоенное было. Меня тогда пожалели, разрешили
босиком бегать.
- А обувь?
- Вскоре на базаре купили родители какие-то
китайские, которые я расширял и штопал на растущую
ногу несколько лет.
- А в команде мастеров, когда и как очутились?
- В 63-м. (Мог бы на год раньше, но ногу ломал).
Тогда брали на просмотр, на юг два состава. В
«Лазаревском» меня на край определили, и мне сразу
практически не приходилось сидеть в запасе.
- И что - сразу защитник?

- Удивительно, но приходилось и в «рамку»
вставать. Опыт, кстати, пригодился. В середине
90-х за ветеранов в день города против киевского
«Динамо», после травм Владимира Литовченко и
Вячеслава Гусева, я вынужден был отстоять часть
матча в воротах. Тогда мы 2:3 проиграли, а за Киев
нашим визави был легендарный Евгений Рудаков.
- А было что-то фирменное, чем вы запомнились
болельщикам?
- Ну, может подкатами? Яковлев (наш тренер) не
был их сторонником, но у меня хорошо получалось.
Скорость приличная была, я ровнялся с нападающим,
и оставлял его «чистенько» без мяча.
- Ноги не трогал?
- Старался. Я в противнике не видел врага. Да, и
физически сам здоровым был. Мне, защитнику, за все
времена в команде только раз в Грозном желтую
дали. Но настолько не справедливо, что я пытался с
судьей поговорить – и тут же красную заработал.

- А забивать получалось?
- Забивал. Подключаться крайним уже модно было.
Удар у меня приличный с двух ног был. Я и сейчас
до центра выбью легко. И потом я пенальти часто
бил. Но хорошо помню только тот, что с Иркутском
не забил. В конце 60-х нам очка не хватило, как
раз в период реорганизации лиг. Бил я вправо от
вратаря, а он отбил. И за то, что «Сокол» не попал
тогда в буферную зону, я до сих пор у себя корю –
может того пенальти команде тогда не хватило?
- Не того – не корите себя. А вот было что-то,
что разительно отличает ваше поколение от
нынешнего?
- Сравнивать трудно. От «Сокола» ведь ничего не
осталось – только имя. А мы… Хорошо – приведу
пример. В 68-м в Горьком за красивый гол лучшего
игрока мне дали приемник «Селенга». Такие были
награды. И приемник много лет у меня дома долго
служил. Или: мне в 1967-м наш тренер – Яковлев
Борис Евгеньевич, привез из заграницы пару бутс
«Адидас». Я в них шесть лет играл – не куда было
больше заплаты ставить!
Крепкий, улыбчивый, достойный человек.
Легенда. В нем и сейчас молодой задор, огонек
желания сделать что-то для саратовского футбола.
Хотя бы музей памяти своих друзей.
Проскурин и без того несет большую
общественную нагрузку – традиционно ежегодно
проводит турниры ветеранов футбола в том же
Лазаревском, возглавляет Саратовский региональный
фонд ветеранов футбола имени Вадима Шпитального,
и… делает фейерверки. И как-то он очень с
фейерверками точно и по смыслу ассоциируется –
праздничный он человек, Михаил Архипович
Проскурин.

Знаете, каким он парнем был, или памяти друга…

Вчера одновременно в Саратове в кафе Натальи
Шиндинов «Арт-налет» и в Москве в литературном
институте имени Горького собралось около ста
друзей, литераторов, почитателей творчества
саратовского поэта Игоря Алексеев. В какой-то
момент стороны устроили видеомост. И в Саратове,
и в Москве говорили о нашем современнике -
интереснейшем человеке и авторе, вспоминали,
читали его стихи.
Игорь скончался на Благовещенье 7 апреля 2008
года в возрасте 49-ти лет, прожив короткую, но
яркую жизнь. В ней был приезд из воинской части
Ртищева, где работал его отец в областной центр -
Саратов, учеба и работа по образованию
врача-кардиолога. Будучи кандидатом медицинских
наук, в начале девяностых Игорь резко все поменял
в жизни и занялся собственным бизнесом. Но, самое
главное, он успел состояться, как разносторонний
писатель.
Член Союза писателей РФ, автор шести поэтических
сборников, автор двух книг прозы и двух сценариев,
Игорь был в лонг-листе премии "Большая
книга" 2007 года и победил в конкурсе имени
Н.С.Гумилева в 2006 году. Он придумал и продвигал
в нашем городе идею поэт-сообщества «Арт-система»,
был членом редколлегии международного журнала
"Дети Ра". Идея последнего, кстати,
родилась в 2004 году при непосредственном участии
Алексеева в момент посещения московских поэтов
саратовской «Арт-системы». Игоря при жизни
публиковали в журналах "Крещатик"
(Германия), "Комментарии"(Москва),
"Волга XXI"(Саратов), "Футурум
-АРТ" (Москва), "Дети Ра"(Москва),
"Знамя" (Москва) и "Новый мир"
(Москва), а в конце прошлого года в столице вышел
тысячным тиражом сборник с пятнадцатью не так
давно ушедшими поэтами. Там наш земляк напечатан и
не затерялся в ряду с Геннадием Айги и Татьяной
Бек, Андреем Вознесенским и Беллой Ахмадулиной…
На большом питерском литературном сайте «Литсовет»
ежегодно разыгрывается премия Игоря Алексеева.
У Игоря остались на Земле три дочери. Две
старшие с мужьями и внучкой Соней (рождении ее
Игорь успел застать) несколько лет живут в
Соединенных Штатах, а у младшей именно вчера (у
настоящих поэтов даже после смерти что-то
происходит) родился сводный брат. Игорь был
интереснейшим собесед6ником и хорошим другом. То
ли я все о нем написал? В конце я приведу одно из
моих любимых стихотворений Игоря.

***

Я говорю дорогу, лес, дома.
Я говорю тебя светло и грустно.
И это немудреное искусство –
всего лишь способ не сойти с ума.

Я говорю себя, как будто я
нетутошний, окольный, посторонний.
Стоящий на расплавленном перроне,
где в трех аккордах простеньких гармоний
«Прощай, под белым небом января…»

лабает ВИА. Термина «попса»
тогда в природе не существовало…
О чем я? Да… о том, что я устало
произношу собаку, небеса,

и вновь тебя, детей, больную мать
(совсем старуху – семьдесят минуло).
Дай Бог, чтобы чутье не обмануло,
дай Бог, чтобы случайно не толкнуло,
сказать не так. Или не то сказать.

Сегодня большой церковный праздник - Благовещенье.
Пять лет назад в этот день не стало моего друга -
саратовского поэта и прозаика Игоря Алексеева. А
сегодня рано утром его, Игоря, последняя любовь и
жена Таня Деева, родила, значительно раньше срока,
маленького мальчика...

Легенды саратовского футбола
В прошлом году спорт номер один разменял в
саратовской губернии круглую дату - первую сотню
лет. И, естественно, за столь длительный период,
были в городе технари кожаного мяча, кумиры трибун
и настоящие звезды. Оказавшись с некоторыми из них
в группе по созданию саратовского музея футбола, я
не смог не удержаться поговорить с ними о былом и
рассказать болельщикам не много об их заслугах.


1. Чернышков Виктор Михайлович (родился 24
января 1939 г.)

В невысоком, седом и по прежнему крепком
мужчине, регулярно играющем (и говорят не плохо) в
погожие дни в шахматы в «Липках», мало кто узнает
кумира болельщиков шестидесятых. Не мудрено: и
время много прошло, и шахматы – не футбол. Только
даже в этой игре, по информации друзей-партнеров,
страшно не любит Виктор Михайлович проигрывать. А
при малейшей несправедливости со стороны
противника, Чернышков готов «разобрать» шахматную
партию о чужую голову.
- А футбол? - спросил я у давно разменявшего
седьмой десяток ветерана.
- В прошлом году попросили одни ребята помочь.
Они до того регулярно проигрывали в дыр-дыр на
тренировочном поле «Локомотива». И я не утерпел.
Ключевое слово для него «помочь» - такой он
человек.
- Ну и как?
- Да, выиграли. 7:4 - три отдал, четыре забил.
Только обманули меня – сказали, что играют минут
сорок. А на практике полтора часа получилось. Без
замен. Перегрузили меня чуть. С тех пор я только
шахматист.
- Народ-то к тому же немного моложе вас был?
- Я не спрашивал. Лет тридцать-сорок в среднем.
Когда все закончилось, один из них не выдержал,
спросил: сколько тебе лет мужик? Пришлось
ответить.
- Удивились?
- Сказали, что столько не живут. Потом кто-то
фамилию мою сказал – успокоились.
- И как же вы, Виктор Михайлович, здоровья
столько сохранили?
- Не знаю. Не курил, не пил без меры никогда.
Из-за этого может?
В природе далекого советского поколения
скромность, но заслуги Чернышкова перед
саратовским футболом очевидны. Он первым,
например, в 1963 году (вместе с партнером по
нападению и другом по жизни Вадимом Шпитальным)
стал в нашем городе мастером спорта, заслужив
звание после неоднократного привлечения в сборную
РСФСР. Однажды, после успешной и результативной
игры с олимпийской сборной Марокко, ему,
названному «русским бразильцем» предложили
остаться. Пообещали дом, машину, приличный
контракт.
- А вы, Виктор Михайлович?
- Посоветовался с друзьями-партнерами, но что
они скажут? Сам, мол, решай. Подумал я ночь, и
отказался. Потом только руководитель делегации
прояснил мне, что пострадали бы все мои близкие и
дальние родственники, работающие тогда в основном
на авиационном заводе. Затаскали бы всех, а то и
посадить могли. Не мог я остаться.
- Вы, ведь сами с Заводского?
- В той команде «Сокола» девяносто пять
процентов были местные ребята. Только из
Заводского района играл я, Виктор Липатов, Алексей
Развеев, Толя Печорский…
- С Геннадием Лихачевым вас, говорят, крали во
Львове?
- Было дело. В 1967-м. Подходим мы после игры к
гостинице (так получилось, я в очередной раз
«похоронил» местные «Карпаты») и нас неожиданно
заталкивают в машину два амбала. Довозят до
квартиры, а там стол уже накрыт. Пить мы
отказались, а ребята, изрядно пройдясь по водочке,
повезли нас к генеральному директору на завод. Тот
прервал совещание, принял нас и положил перед нами
ключи от новых машин.
- И вы не согласились?
- Я уже женат был и попросил дать возможность с
семьей посоветоваться.
- А Лихачев согласился?
- Ему жить в Саратове негде было, а там он
получил две трехкомнатные квартиры. Маму перевез,
хотя в состав западных украинцев пробивался с
большим трудом. А у нас в том году такая команда
была!
В том же 67-м Виктор Чернышков забил решающий
мяч в переигровке четвертьфинала Кубка СССР в
матче с московским «Спартаком». И даже исполнил
удар через себя в полуфинале в ворота «Динамо»,
которые тогда защищал легендарный Лев Яшин. Связка
Шпитальный –Чернышков наводила ужас на команды
первой лиги, а в высшей поиграть ему так и не
привелось.
- Хотя и звали меня туда раз пять-шесть. В том
же 67-м за донецкий «Шахтер», например.
- Прикипели вы к Саратову?
- Так сложилось. Родину не выбирают. Я отыграл
в родном клубе 14 лет с 58-го по 72-й. Мы собирали
полные стадионы. У нас был собственный почерк.
Виктор Понедельник говорил нам: «Ребята вы уже
созрели для Вышки…»
В 62-м, в год моего рождения, «Сокол» взял
под свое крыло самый большой завод региона того
времени – «СЭПО». Удивительно совпадение, что я
там тоже два года проработал.
- Виктор Михайлович, сколько тогда платили в
команде?
- Основному составу 180 рублей плюс 80 доплата
на заводе. 80 – премия за выигрыш, 40 – за ничью.
А «СЭПО»? Помню, что 15 сентября нас приняли в
профком, а 18-го мы уже играли с «Динамо» в
Москве...
Он играл против бразильских клубов,
против сборной Японии, Ирана, против лучших
футболистов России. Он был юрким, техничным и
упрямым «штыком» саратовского нападения. А
сегодня взрослый и последовательный человек, не по
годам резкий, но с хорошим добрым юмором и
говорят, с красивым певческим голосом, задумал с
друзьями сделать музей футбольной памяти
многих-многих поколений саратовских футболистов.
Виктор Михайлович согласился возглавить оргкомитет
по его созданию. А кто, если не он, - почетный
гражданин города Саратова, заслуженный работник
физической культуры Российской Федерации? Я
уверен, что это ему под силу, и вскоре музей
появится в нашем городе. Во-всяком случае, работа
уже началась.
Всем желающим поделиться своими архивами и
материалам полезными для саратовского музея
футбола можно обращаться по телефону:
8-965-8860254.

От слов "люблю-люблю" любви больше не становится.

Выворачиывая огромные булыжники и переваливая их
на толстенные железные листы - "пены",
прикрепленные за трактором, в студенческих
стройотрядовских полях где-то под Мурманском
иногда ко мне приходили шальные мысли о реально
рано наступившем времени сбора каменьев...
А ведь время собирать камни по многим причинам у
многих, так и не успело наступить.