Возвращаясь под стук колес из столицы домой, подумалось, что путь
домой – всегда путь к себе. Но ведь любой путь – путь к себе. Просто
было время, когда дорога заряжала, а мелькание городов радовало.
Сейчас все больше жалко времени на суету и движение во вне, и все
больше хочется пребывать дома и в сейчас.

Идут один за другим вечера памяти моего друга. В
студии, в освоенном им ирландском пабе, в Москве…
Мелькают на экране его фотки, обрывки фильмов о
нем… Какое-то раздвоенное состояния необходимости
и долга присутствия, и чертовского непонимания,
почему его нет здесь… с нами… сейчас. Неправильно
все это. Я не согласен.

Моя новая поездка в Москву и совмещение там во
времени двух событий: вечера памяти покойного
друга-поэта Игоря Алексеева и свадьба старшей
дочери покойного друга Султана Ахмерова. Хороший
вечер, а через пару дней очень красивая свадьба.
Но ощущение, что я всегда с ними – ребятами. Я с
ними разговариваю. Пытаюсь оценить происходящее их
взглядом.
Мысль. Когда происходит волшебство рождения
нового человека, то все начинается с нуля. В этой
точке отсчета все его будущие друзья в комнате
жизни. Многие пребывают в нее позднее. Объем ее
расширяется. В ней новые страны, попутчики,
родня... И вот неожиданно в первый раз кто-то
отправляется по неизвестному доселе коридору в
комнату смерти. И вот поток уходящих в тот коридор
неожиданно усиливается, и вместо замедления время
начинает ускоряться. Стойте! Никто не
оборачивается и не слышит. Право крикнуть нет ни у
кого, но новыми гранями и людьми комнату жизни
может наполнить только новая жизнь.

С появлением Арины привычный распорядок жизни
пришлось временно забыть. Но она вмешивается в
него не по злобе, а по желанию есть, пить, или по
боли в крошечном животике.
Если бы мне кто задал вчера вопрос: «Как прошел
день?», я бы ответил, что творчески гладил.
Вот перлы первых пеленок:

1
Проглаживая вновь пеленки
Я повторяю про себя
Что мир устроен очень тонко
А жизнь, как стопка от белья.

2
День прошел замечательно
Дочь прижалась ко мне
Показалось, мечтательно
Мы идем по Луне.

Вечером нас отпустили отдышаться в «Айриш
паб». Не секрет, что три года назад здесь мы
познакомились, а сегодня утром я обнаружил природу
появления имени нашего ребенка: Арина – Ариша –
Айриша…

Режущий на части звук, кричащего ночью ребенка.

Все думали, что его нет, а он вот, появился. Мы
гуляли с любимой и малышкой вечером. Мы катили
коляску вдоль нашей, наполненной майским тополиным
пухом улицей, а на встречу шло нечто остаточно
человеческое с больными большими глазами и с
черной перчаткой на правой руке. Мы поравнялись,
прошли мимо, но глаза остались во мне. Это его
глаза! Я попросил тебя подождать, и вернулся. Мы
поздоровались левыми руками.
- Мы думали, что тебя уже нет.
- Я тоже так думал. Да, меня и нет. Я – бомж.
Осталось, наверно, недолго.
- А где ты был?
- После тюрьмы? На севере. Работал на
пилораме. Пока руку сам не отрезал. Хочешь
посмотреть?
- Не хочу. Зачем?
- А ты опять отец?
- Я – да. Кто-то должен…
- Работу не прошу - денег... червонец?
- Возьми больше.
- Я ведь не отдам... уже.
- Я знаю. Мы ведь давно не в школе…
- Думали, что меня нет?
- Стал пропускать уроки.
- Ты все шутишь?
- А что остается делать?
- Посмотри на руку?
- Ты же… ее по пьяни? Как и все? Правда, не
хочу.
- И я не хочу. Спасибо за деньги.
- Все что могу.
И мы разошлись, а глаза его остались.

- Ну, а ты?
- Я пошел.
- ???
- Мне, там, малышку качать (ночь заговаривать)…
- Красавец! Стопроцентная отговорка!!!
- Попробуйте сами. Не обижайтесь, парни, но я пошел...

Ночное перемещение в пространстве, чтобы помочь
любимой - взять в руки крохотное тельце.
- А-уу… Гу… А-уу…
- Тише, тише. Разбудишь весь дом.
Я буду тебе петь. Я буду тебе доказывать,
что сейчас ночь – время, когда люди становятся
детьми, а дети гуляют в сказках.
Сесть, как удобно двоим. Прилечь, как удобно
тебе. Крохотное тельце сверху. Как бы не упало.
Придерживаю, напеваю, успокаиваю, говорю… Общая
полудрема. Надеюсь, что отдаю тепло. Надеюсь…
Ужас. На грани сна показалось, что ты упала.
Маленькая. Головка птенца. Не точное движение и…
Мурашки, пот. Страх пред незащищенность мира и
беззащитность крохи во Вселенной. Все беззащитны,
все, но она – кроха!
Все – больше не сплю. Смежные пространства
поколений. Дальше нас будет только разводить,
разводить... Ты научишься говорить, ходить,
мечтать... Я тебя научу. И разбежавшись ты
улетишь, а я останусь. Я останусь в этой комнате…
с тобой… на руках. Сон.

Провели первый вечер памяти Игоря Алексеева в
саратовской студии «Река». Я был ведущий.
Готовился, писал тексты, но скрыть свое
волнение не смог. Понимаю, что Игорь любил
стебаться. Что он нудное действо не выносил, и сам
взрывал его резкими выходками и крутыми пассажами.
Но куда деть грусть, если вечер пропитан его
уходом? Хорошо, что Элана с Таней во время
помогли. Да и "Точка невозврата"
поставила в конце яркую музыкальную... точку.
"Обломать понты...", -самозабвенно пели
строки Игоря, ребята.

Возвращаемся с дальнего кладбища. Дальше
молчать становится невыносимо. В машине сзади
две молодые женщины (вдова и поклонница ушедшего
поэта) и отец Анатолий рядом. Он отслужил панихиду
на сорок дней. На степном кладбище в лощине,
несмотря на теплое майское утро, опять завывало и
все мы,кроме отца, замерзли. Он же по-другому
сделан что-ли? Или просто виду не показывает?
Итак, мы возвращаемся, и я включаю музыку,
улетаю.
- Ранний Джими Моррисон, «Дорз», - просыпается
священник. Восхитительно.
Дальше мы говорим о музыке юности, но не он, а я
боюсь окончательно углубляться. Его познания в
роке очевидно намного глубже моих. Намного.
Почему-то сразу подумалось, что крестить
Арину я буду только у него. И о том, что зря они в
шапках ушанках, как бы пародируя, прилетают к нам
из Европы. У нас не так холодно. У нас батюшки не
мерзнут, а весь безбожный мир ждет, когда Россия
очистится и поможет себе и ему. Вот так. И никак
не меньше.

Позвонил дядьке в Питер, поздравил с победой
«Зенита», с днем рождения.
- В следующем году на шестьдесят лет приедешь?
- Я теперь побаиваться твоих юбилеев стал (в
55-ть дядька неожиданно перенапрягся и загремел в
больницу), но куда мне деваться. Конечно. Ты же у
меня молодой дядька.
- Как там девочка?
- Хорошо. Только… назвали Ариной.
(Баба Таня – старейшая нашего крыла
Руфановского рода ушла совсем недавно на 92-м и
изначально рассматривалась идея с ее именем)
- Ну, следующую назовешь...
- Хорошо. Как скажешь.

«Я – россиянин», - прислал мне смс-ку товарищ,
сразу после нашей победы над канадцами. Мы
россияне, пусть нам завидуют. "Мы -
россияне" -клакают автомобили на ночных
улицах Пылевограада и всех городов страны до утра.
"Мы - россияне", - кричали пьяные и
счастливые болельщики, и размахивали над собой
трехцветными флагами. Хорошо, что и весенние
гвардейские ленточки Великой победы, дождались
восторга на антенах наших машин, и выигрыш
армейского баскетбольного клуба европейской лиги
чемпионов, и триумф питерского "Зенита"
во втором по значимости футбольного кубка Европы,
а вот теперь и хоккейной дружины на арене
радоночальников хоккея. Это наш май! Мы все
победители, потому что дожили и сумели!!!
Выводы делать рано, но молодому президенту с
месяцем вступления явно повезло. Май.

Михаил Боярский теперь, как элитный узнаваемый
образ болельщика питерского «Зенита», дает
интервью. Почему-то подумалось, что другой
извесный артист – Кирилл Лавров болел по времени
за команду несколько десятков лет больше, но
настоящего триумфа любимого клуба, к сожелению, не
дождался. Почему так мир устроен? Почему так?

По ночной широкой улице Саратова пляшет огромный
мужчина в белом кальсонобразном трико. Я мигаю ему
из машины, а он совершает до нас счастливую
подпрыгивающую кривую. В руке у танцующего большая
открытая бутылка пива. Он просовывает в открытое
окно свое обалдевшее красное лицо не выявленной с
ходу казахско-корейской национальности и выдыхает
с акцентом, почти, магическое сегодня слово:
«Зенит». Развить свою мысль ему, не позволяет то
ли алкоголь, то ли, ограниченные познания в
русском языке. Мы обмениваемся с ним восторженным
рукопожатием, и огромный пьяный заяц удаляется
дальше в сторону центра города.

- Ты что, собрался жить вечно?
- Все дети думают, что жизнь очень длинная.
Настолько длинная, что как бы, практически, не
должна закончиться.
- Но ты же не ребенок?
- Все взрослые - дети. Только граница вечности
отодвигается, но вечность-то остается.
- И что...
- Не продолжай. Я постараюсь прожить по
максимуму. Как все.