Девяностый карточный год, недавно открытый с
почестями один на весь микрорайон магазин
"Ромашка"(это сейчас их перебор, а тогда
в другой микрорайон за хлебом ходили). Очередь.
Мужик выхватывает пять батонов хлеба и быстро все
надкусывает. И ведь все продали - куда деваться!
Как в анекдоте.
- А сколько в руки давали - два?
- Один.

Спокойствие удава легко подровнять к равнодушию,
но стоит тебе раскрыться, и... нате, получите
навстречу летящие томагавки неуправляемых
чувств...

- Между "пустой" и "очень пустой" крайне мало
места.
- А что за ними?
- Полная ПУСТОТА.
- А если не зацепишься?
- Цепляйся!

Племя новое, незнакомое,...необязательное.

Если автор не любит своих героев, то он ничтожество. Стоит ли тратить
время?

- Когда я иду по улицам родного города, я
периодически, иногда часто здороваюсь,
обнимаюсь...
- Но им всем до тебя дела нет.
- Почему это?
- Потому что нет. Такому количеству
здоровающихся, не может быть до тебя дела.
- Ну, допустим.
- Так в чём же разница?
- Когда я иду по улицам родного города, я
здороваюсь...

- В тридцать – тридцать пять, я постоянно говорил, что очень устал.
- А сейчас всё изменилось?
- Ну, во-первых, я понял, что меня в этом ракурсе всё равно не слышат.
Во-вторых, я даже представить не мог, как устану чуть позже: сил
выговаривать лишние слова не осталось!

Сила любого великого в том, что по пути на эшафот смерти он перестаёт
быть великим.

Я пишу роман для себя. Бред утверждать, что автор нуждается в спасении
меньше…

Пропустил причину, почему мой партнёр смылся в Москву, а потом искал
через меня телефон нашего школьного товарища. Звоню, с опозданием на
два дня – поздравляю с юбилеем.
- Спасибо. Я его нашёл. Мы так красиво нарезались с ним и до четырёх
утра бродили по Москве…

Мы обретаем покой и опору, как только обретают опору наши дети.

Я пишу роман. Всё остальное время я готовлюсь писать роман.

Кто не умирал, тот не поймёт...

Ох, уж эти молодые менеджеры со знанием английского языка...

Она взяла здесь своё. Но проходя мимо церквей, здесь сегодня нечего
взять.