Получился маленький вечер для очень близких людей. Кто хотел, кто
знал, кто смог. Неволить живых нельзя, бессмысленно...
Элла - Элана пела свои новые песенки на кухне студии, а на сцене,
облакотясь об спинку стула, остался стоять Валерин портрет сильного
иронично улыбающегося парня в темном бандане.

Он так и умер – моложе своих лет.

Мы соберемся сегодня вместе в вагончике «Реки»,
чтобы вспомнить об Игоре. Его не догулянный
полтинник. Выходить на улицу не хочется – там
зима: темно, одиноко и страшно. Пребывание внутри
заставляет вернуться к его темищам, дышать пьяные
проталины на окнах и убеждаться вновь, что во всем
королевстве вагоновожатых нет. Огромные
пространства со случайными и хаотичными кусками,
не сворованных местами рельс. Попробуй тут,
справься! Степь, вьюшка и не всегда
членораздельные речи, возвращают нас опять к
другу. Заставляют оглядываться вокруг в поисках
стоп-крана.

* - «Трамвай живых» - четвертая книга стихов
Игоря Алексеева

Я заехал у к нему на старый Новый год.
- Вы опять, Андрей, не надолго?
- Почему? У меня есть время, - и я посмотрел
на часы. Минут пятнадцать-двадцать. Как ваша
крыша?
Мы не виделись несколько месяцев. В лачуге
художника (будем говорить правду – в лачуге)
ничего не изменилось. Хорошо, что не изменился он.
Не сдал.
- Крыша не течет, спасибо. А вы все бежите?
- Нет. Я как раз только пытаюсь удержать
баланс. На месте не получается.
- Вы все шутите?
- Пытаюсь. Я ведь не шутник.
- Я знаю. А как ваша девочка?
И мы, между ненужными звонками, успели
поговорить о многом: о моей маленькой девочке, о
нашем общим знакомым поэте, о больших работах
художника, требующих своего вызволения из Москвы…

Вскоре мы вышли на хрустящую тропинку крохотного
дворика. Над деревянным сараем за это время в рано
темнеющем зимнем небе успела обозначиться первая
звезда.

Появлением на моем сайте кнопочек антологии поэзии
и живописи (пусть вторая пока и заблокирована) и
первых его гостей - земляков, я окончательно
мысленно утвердился и окопался на своей Родине –
в Саратове-Пылевограде. В его волжских и степных
окрестностях.
Рождение и грудное мое присутствие в Питере,
частые поездки в детстве к бабе Тане в костромскую
деревню, до сорока с лишнем лет мысленно не
отпускали меня. Неудавшаяся эмиграция добавила
вопросов. Кто я? Где я? И только сделав немного
для, зависнув окончательно, начав отдавать
частичку памяти ушедшим, я смог наконец-то
определиться – я давно дома.

В доме-музее художника Павла Кузнецова парят ангелы. Выставку
открывали под Новый год – я знал, но заехать удалось только сегодня.
Хорошо, что ангелы не улетели. Она на стенах, на елке, миниатюрные и
разные в полукруглых окошечках огромного дворца и притомившись на
стуле с книжкой. Они парят под потолком и оставили повсюду белые
крылья для примерки.
- Дворец придумали поздно, и бюджета на него уже не было.
- Получается, что это вы на свои («огромные» музейные). Не сумели себе
отказать?
- Не сумели. Детки ходят в новогодние, радуются…
- А крылья чьи?
- Крылья внучка из Москвы прислала.
- В Москве ангелов больше?
- В Москве внучка художника. Ты не хочешь примерить?
- У меня не получится.
- А ты попробуй?
Зимняя солнечная капель дополняла наш неспешный разговор. На
верхних ступеньках отвесной лестницы на второй этаж лежал нарастая
снег. Давно туда не ходили. Может они там живут?
- Все что я могу - помочь ангелу одной художницы и оставить тебе
песню. В книге всего два куплета было, а ребята попросили их
дописать.
- Занятно бы услышать их с музыкой.
- Услышите. Мы же планировали сделать акцию в полуразрушенном крыле.
Вот весной и сделаем. Мои бетховены прилетят, а вы крылья до них не
растеряйте…
- Не растеряем - здесь место такое.
- Я знаю – овраг…


Зимний ангел

кто смотрел в моё окно
над рекой, во сне высотки
кто оттиснул с неба нотки
и дышал через стекло

уходил в трубу камин
до конца не прогорая
кто там был в ночи, я не знаю

Припев

ангел, зимний ангел – 2 раза
мы с тобой летим за облака
над планетой белая река


ты летал вокруг Земли
допускаю на работу
а ко мне случайно. Что ты
обозначил нотой «ми»

наша талая звезда
как снежинка в оперенье
ты оставил мне сомненья
снег – не белая вода

Припев.

я живу зимой один
с крыши дует, в небе звездно
где-то там тебе не просто
прилетай – горит камин

ах, ты ангел мой родной
попытайся возвратиться
постарайся не разбиться
ты – свободен, я - живой

Припев.

Шестнадцатого января ему исполнился бы полтинник.
Мне чудовищно не хватает разговоров с ним. Мне
теперь так не хватает времени помолчать в саду,
прежде чем войти в его дом. Посидеть под запах
наших раскуренных длинных сигар вечером в Судаке.
Промчаться в легком перебирании слов, мыслей,
целей на трассах в сторону Иванова, или Девеево…
Мне не хватает его соучастия –
критики, слов, идей, для написания самых достойных
песен земных окрестностей – о чем он, кстати,
очень мечтал. Молоденький лидер Рома может
выдавать по три мелодии в день, но обрабатывать их
без Игоря мне не комфортно и порой даже – не
интересно. Вот бы мы почумились в догонку за
«Отелем…» и вокруг наших тем, вместе. Тексты
требуют трепета и жесткой воли, в заданной часто
форме - как раз его размерчик задачи. К сожалению,
и идея, и сама группа появилась, когда Игорь уже
не выходил на связь. Рома же будет послезавтра на
его вечере, чтобы петь потом его тексты «Сапогов»
и «Понтов», чуть глубже проникаясь в суть и душу.
Душу умирающего, но не сдающегося мужчины средних
лет…
Громогласный умудренный сединами поэт
Николай Байбуза, вчера на своем вечере, уже не
обозначал Алексеевскую фамилию. Как, впрочем,
последний год я. Игорь, да, Игорь. Байбуза в
приходе к стихотворству на пару десятилетий по
возрасту нас старше. Совсем из Советов. И вот,
Николай Сергеевич, подводя некие свои итоги: «Я
ему рекомендации в Союз дал, рецензии первые…»
Послезавтра мы соберемся с друзьями
вместе, чтобы вспомнить. Уставшая, загнанная, но
улыбающаяся несмотря (так учили), вдова Таня,
научившаяся держать удары с прикольщиком и
жизнелюбом Игорем, не совсем сразу и поняла,
почему другой целевой вечер с Игорем не очень-то
связанный, несколько неожиданно в последний момент
отъехал дальше. Танечка, хотя бы потому, что
каждый, кто услышал на днях слово «Игорь» сказал:
«Приду»! Нам всем его очень не хватает! Всем кто
общался, кто слышал, кто что-то читал… Кому
мельком, кому часто, кому каждый день...

Во сне удалось полетать на маленьких-этажерках
самолетиках начала прошлого века. Мысль, сквозящая
там – почему я ныне боюсь, я же во сне? А еще
забота о будущей парковке в большом мега-центре?
Мысль поутру несколько другая - летал же
раньше во сне и без крыльев. Без крыльев гораздо
интереснее, и с парковкой никаких проблем.

Между словом и делом иногда пространство длиною в целую жизнь.

Сначала я понял, почему назначил презентацию
фильма на этот день - шестнадцатого Игорю
исполнилось бы пятьдесят. Но вечер в сроки не
очень-то получался: главный герой фильма отбывал в
Таллин и т.д. И пришла ясная и простая идея
собраться только в память об Игоре. Фильм ведь
можно отложить, правда? И все встало на свои
места.

Музыканты на вечернюю поверку, совместного
воизлияния виски, мало чем отличась от обычных
обывателей.
- Скажи, как так ты стихи пишешь? В какое
время? Как быстро?
- По разному.
- Ну что, прямо сел и написал?
- Бывает так. Вы же так же наигрываете?
- Музыка - это другое.
- Допускаю, но участвует голова...
- А бывает, что долго?
- Бывает годы. А бывает напишешь, выпустишь, и
коришь себя за недоделанность. Чиркаешь свою же
книжонку, бранишься в досаде.
- А все-таки, что главное?
- Главное? Главное тема и время.
- И все.
- И внутренняя оганизованность. Сегодня с часу
до двух пишу слова для новой песни.
- И напишешь?
- Не знаю.

1. После больницы

Меняя маршрут, я третий день еду, к моему
маленькому ослабленному несмышленышу. Аи в
домашнем санатории у бабушки в Энгельсе
востанавливается после недельных экзекуций в
больницах. Прости нас, ребенок, и побыстрей
крепни.

2. Дискотека Аи

Не хочет она после больницы в ночь
укладываться, - констатирует бабушка.
Я ей, после неоднократных попыток, нашего
светомузыкального динозаврика включила. Она минут
пятнадцать в кроватке одна с ним «танцевала» и
только после дискотеки успокоилась - легла.

3. К Аи

В десять часов вечера я говорю тебе:
"Поехали". И мы срываемся через мост к
твоей маме, чтобы увидеть и искупать,
выздоравливающую дочу. Удивительно - она не
сбрасывает инголятор, как будто понимает, что это
ей полезно. Удивительно, как она радуется всем нам
бескорыстно и восторженно.

Если бы Федор Бондарчук выпустил
"Остров" до голивудских "Звездных
войн", "Матрицы" и экранизации
Толкиена. Или хотя бы раньше "Пятого
элемента" и своей "Девятой роты"...
А так получился достойнейший киноидустриальный
хит, который попал в давно и достаточно обитаемую
воронку с появлением мирового уровня экшене
актеров российской школы (кому Федор дал не только
переодеться, но и раскрыться) и невероятными
находками в лице молодых главных героев. Мак-Сим,
как воплощение русской доброты и мужества, Зара -
Ефремовской сверх-женщины...
Но может быть главный вывод для меня -
хочется перечитать Стругацких и Ивана Ефремова.

И вышел я после праздников на так называемую
работу. И понял я, что, как и раньше - не
интересно мне. А если регулярно не интересно, то
пора разучиться туда вообще ходить!
Хотя кризис - надо же. Не жекай!

И добралась Герта до брата. Было очень холодно, и
он от ее нежных слов никак не отогревался. Не
размораживался, не возникал рядом тот шустый,
смышленый и невероятно добрый мальчуган. Тот
веселый парень, каким она его знала. Тело его
было, а его самого нет. Она плакала, пела,
кричала, пыталась даже рассмешить. Она отходила от
него, приближалась, билась о плечо, дышала на
руки. Нет - он оставался таким же далеким, таким
же тягучим - замороженным. Весь ужас был в том,
что поверить в возможность отогреть брата с каждым
мгновением, становилось все меньше.
И горько плакала Герта. Стоило ли столько
лет идти, столько невзгод преодолеть, чтобы
убедиться - у нее нет теперь выбора. Замерзнуть в
Снежном королевстве рядом с братом, или оставить
его не отогревшимся навсегда? Как страшно, что все
его окончания давно замерзли. Все? Может он что-то
все-таки слышит?
И свод, и россыпь старых и новых вопросов
нестерпимо мучили ее. Может, она очень поздно
вышла? Может, могла она той зимой помешать ему
зацепиться за гадкие сани Снежной королевы?
Может...