А.Л.Исаеву на день «варенья»
1
Мистика какая-то. Он не мог попасть в
этот город более двадцати лет. Поезд вынырнул
из-за сопки, показались первые участки огородников
с маленькими домиками и деревянными туалетами, а
вскоре вдали на горизонте обозначились и первые
многоэтажки… Кирилл удостоверился, что и вправду
подъезжает к Пылевограду, и пошёл переодеваться в
пустое купе.
Маститый джазовый музыкант, объехавший в
последние годы с полмира, никак не мог попасть в
этот город. Не получалось. Договорённости и
подписанные контракты срывались в самый последний
момент, или по чьей-то халатности горел за день
до его выступления пылевоградский зал
консерватории, или тяжело и прямо перед
гастролями, неожиданно заболевал он сам. А в
последний раз и вовсе опоздал на самолёт.
Немыслимое для его пунктуальности, дело. Не по его
воле, конечно, а из-за диких московских пробок и
неизвестно откуда взявшегося апрельского
снеженного бурана. Но какая разница! Факт есть
факт и, как бы то ни было, до сегодняшнего дня,
какой-то замкнутый круг случайностей, не позволял
ему пересечь черту города его юности. А вместе с
ним не мог он вернуться буквально и погулять, во
всё более удаляющиеся во времени, воспоминания. Он
порой уже и не верил, что в этот город
когда-нибудь однажды вернётся.
История его некогда известной в стране,
но так и не успевшей стать великой группы,
начиналась и закончилась здесь. На этих волжских
улицах. Отсюда приехал к нему в столицу его друг
Сева. Сюда же они возвращались летом на так
называемый летний сбор творческого материала.
Здесь же Сева остался навсегда. Не думать об этом
сегодня было нельзя, и Кирилл почти не удивился,
когда в районе Дачных, минут за десять до
появления перрона, прорезались поездные динамики,
и заиграла, озвученная голосом Севы, лучшая песня
из их первого, так и оставшегося единственным,
альбома: «Любовь – это больше, чем жизнь…»,
«первобытный» их блюз и так не покидавший его
голову всю последнюю неделю.
Город впустил его под голос друга, под
их общую песню. Он давно не верил в случайности и
подумал: «Конечно, так и должно быть». Мистика –
не мистика, но город его наконец-то и
действительно впустил к себе обратно.
2
В последнее время, почти всегда, он
перемещался по стране без музыкантов. Примитивная
выгода для принимающей и исполняющей стороны была
очевидна. К тому же его виртуозные джазовые фуги,
хорошо ложились на записи симфонических оркестров,
исполняющих русских классиков. Особенно под
Мусорского. Особенно под его «Картинки с
выставки»… В Москве, Питере, Перми, Екатеринбурге
и Новосибирске, он давно играл, практически не
сыгрываясь, с местными оркестрами. В других
городах, чаще включал классику фоном, и для
создания визуальной динамики и картинки в условиях
моно концерта, пользовался довольно простым
приёмчиком, воспроизводя на экранах залов, куски
своих фильмов-путешествий по всему миру, или в
свободном режиме, выплывающих и меняющихся в
произвольном порядке - фотографий.
В Пылевограде, давно и заранее, Кирилл
договорился, играть с «древней» ресторанной
группой «Попугаи», прекрасно и точно исполняющих
тот, их первый пылевоградский альбом. Несколько
неожиданно для музыканта, но филармония сегодня
оказалась забита под завязку. Давно он такого не
видел – люди стояли по бокам двух длиннющих стен,
сидели на приставных во всех проходах. Мало
сказать аншлаг: по нынешним временам –
фантастический!
Он выдал им сегодня не технику. Только
на технике, он и так никогда не играл. Даже, когда
он был измотан, а зал был чужд и равнодушен, он не
мог, не умел, голо обыденно выполнять свои
обязательства. Его владение инструментом давно
признавалось одним из лучших на планете, но
техника сегодня ушла в глубину, оставив его
оголённый и взрывным. Процентами и сравнениями
такое не оценить. Наверное, лучше он играл лишь
однажды. Почти бессознательно. Для Неё. В Риме.
После того концерта к нему и свалилась вся эта
матушка-слава. В том же году, его такого же, почти
бессознательного, чествовала номинациями Европа.
Но слава без Неё тогда была ему не нужна.
Зал консерватории, словно протестуя
против своей провинциальности, по окончанию
концерта встал сразу и целиком. Больше он ничего
сегодня не мог. Сил не осталось. И тут «чёрт» Дима
затянул неожиданно опять «Любовь – это больше, чем
жизнь», и они все вместе рассыпали по залу такое,
что несколько молоденьких глупых девчонок-подружек
на первом ряду буквально разревелось, а так и не
присевший зал подпевал с ними вместе. Подпевал и
почти плакал вместе с залом с его беззаветной
гитарой и сам Кирилл.
3
Перед пресс-конференцией, ему дали
менее часа на душ и восстановление, и Кирилл опять
поразился действительности: в большую актовый зал
гостиницы набилось полторы сотни фотографов и
журналистов. Намного больше, чем он мог
представить себе изначально.
Ребята начали без разбега:
- Кирилл Евгеньевич, ваша первая группа,
оформилась окончательно в нашем городе. Где сейчас
и что делают её участники?
- Чика в Штатах. Мы уезжали с ним вместе. Играет.
Кажется, у него всё сейчас неплохо.
Наш мощный барабанщик – Семён, стал крупным
московским продюсером. У него снимается три-четыре
фильма в год. От музыки, как говорят, он пока
отошёл, но зато по финансовому благополучию всех
нас вместе взятых переплюнул. С этими двумя я
поддерживаю, хоть и редко, разные… контакты. А вот
Мель уехал в Израиль и, как бы испарился. Будем
надеяться, что объявится… при этой жизни ещё.
Сева? Сева у вас здесь остался… Очень сожалею,
что не попал к нему на похороны. Завтра
организаторы обещают завтра отвезти меня на его
могилу…
- А Катя?
- Катя? Ну что Катя. Она же пела только в
последних двух-трёх композициях. Доходили слухи,
что после Севы, она удачно вышла замуж за местного
бизнесмена. Что у неё двое взрослых детей. Вы же
об этом должны больше, чем я, знать…
- Группа тогда из-за неё и развалилась?
- Да нельзя так сказать…
(Кирилл на мгновение задумался. Перед ним ярко и
выразительно выросла сцена их вечерней разборки на
даче. Крики Кати. Их пьяное и уже ненужное
братания с Севой.
- Сева, скажи, ты об этом мечтал?
- Кирилл, мы с Катей останемся в Пылевограде.
- Катя, разве ты не любишь меня?
- Кирилл, уезжай пожалуйста…)
…Мы были молоды, резки. Нам казалось, что можно
ещё много раз начинать и ничто не заканчивается
всерьёз. Такое время недопонимания. Нам казалось,
что всё впереди, хотя мы, конечно, интуитивно
осозновали пропасть общей потери.
- Вас уже называли русскими «битлами».
- И русскими «битлами», и по разному, но былого,
увы, не вернуть. Осталось двадцать с хвостиком
песен и один записанный диск.
- Позже вы не общались с Севой Крыловым, по
личным причинам?
- Поймите правильно. После разрыва с ребятами, я
на полтора года ушёл в тайгу охотником. И не
общался вообще ни с кем. Потом с Чикой мы почти
убежали в Америку. Там мы нищенствовали, я
подрабатывал разнорабочим, пока не вылез
подвернувшимся случаем через джаз. И в джазе же
этом навсегда остался. О чём нисколько не жалею,
конечно. Когда я несколько лет назад вернулся в
Россию, Севы уже не было на земле.
- Говорят, что у него остался большой архив?
- Я не знаю. Будем надеяться.
- Почему он так странно и рано умер?
- Я повторюсь, что сожалею, и не был с ним рядом.
Могу лишь только догадываться. Его всегда вела по
жизни любовь. И когда она закончилась – он умер.
Дальнейшая часть конференции была не так
интересна и протекала почти без него.
4
Вечером, когда он стал задрёмывать, в
его номере мерзко забренчала трубка от телефона.
Старые гостиницы. Глубокий женский голос он узнал
сразу.
- Здравствуй. Это я, Катя. Ты меня осуждаешь?
- Здравствуй. Я не знаю, что мне осуждать?
- На концерте были мои дети, а я по долгу службы
оказалась на конференции…
- Что ж не подошла? И жалко, что не слушала
сегодня. Я и для тебя играл.
- Я и так вся пораненная об вас. Ты же знал, что
я тебя любила?
- Знал. Но осталась с ним. И потом его ещё
бросила..
- Он пил, как сапожник. Он смертником был
изначально.
- Да не был он никаким смертником.
- Ты так думаешь? Ты ведь ничего не знаешь! Ты же
уехал?
- Откуда мне? Он ещё чего-то написал? Говорят,
что у него был большой архив.
- Он записывался в вашем подвале каждый день.
Каждый!
- И где он?
- В этом главный вопрос. Говорят, что он у
Семёна. Я ему звонила пару раз…
- А он?
- Он меня послал…
- Хорошо, я всё узнаю, Катя. (Кирилл замялся)
Катя, а как ты?
- Я? Нормально. Эрику скоро шестнадцать, Насте –
двадцать. Муж.
- Настя от Севы?
- Да. Настя - дочь Севы. Копия. Учится на
журфаке. Она, в первую очередь, и просила меня по
его архиву.
- Хорошо, хорошо. Я попытаюсь что-то узнать.
Запиши мой мобильный телефон, отдай его,
пожалуйста, ей…
5
На следующий день с утра Кирилл съездил
на припорошенное снегом кладбище. Его партнёры
помогли найти маленький памятник с портретом
молоденького Севы. Собственно, Сева и умер рано, в
тридцать три.. Откуда у него взялся бы другой
портрет? Того, кто давно ходил к Кириллу во снах
опухшим, седым и небритым. Кирилл расчистил
подножие камня от снега, заказал ребятам новую
оградку и попросил написать на камне любимую
строчку.
- А с родственниками вы согласовали?
- А я и есть родственник, - сказал Кирилл и
доплатил две тысячи.
- Тогда ладно. Тогда нет вопросов. Напишем.
До поезда оставалось достаточно времени.
Кирилл погулял по городу, зашёл в «их» винный
погребок, который почти не изменился, побродил по
музею живописи. Сколько раз, он возвращался сюда,
мысленно? Сколько раз, он летал по пустым улицам
города во сне? Принимающие были сегодня любезны и
не мешали ему замыкаться, и уходить в себя при
каждом удобном случае.
Попрощавшись со всеми окончательно,
расположивши гитару и вещи в своём уютном купе,
Кирилл неожиданно понял, что ему нужно выйти на
перрон ещё раз. Голос свой внутренний он слушал и
потому быстро прошёлся по коридору обратно,
вздохнул напоследок морозный воздух Пылевограда и
увидел, как к его вагону несётся тонкая молодая
девушка с типичной независимой походкой Кати и с
чертами её лица, но ещё более с чертами лица его
давнего друга – Севы Крылова. Неожиданно зажало
сердечко. Осталось только заиграть на перроне
отходную: «Любовь – это больше, чем жизнь!». |
18.02.2007