Я думаю, что об это уже писал. Может ли писатель
(а с ним я всё больше себя ассоциирую)
повторяться, если мысль навязчива? Кто ж ответит
на этот вопрос? А впрочем, невозможно повториться
буквально. Если, конечно, не подсматривать.
Подсматривать я не буду, хотя бы потому что не
помню где.
Итак, я писал о том, что все люди делятся на
два класса: на способных достаточно легко
эмигрировать из города в город, из страны в
страну, и на не способных на вышесказанное. Я вот
явно отношусь ко второму классу. Очень давно,
наверное, ещё в школе, я впервые задумался о
выборе, который пришлось делать с последними
пароходами в Крыму белому офицеру, казаку или
дворянину: останешься – наверняка будешь
расстрелян красными, уплывёшь – никогда не увидишь
Родины и проведёшь остаток дней в пьянке и тоске.
Не знаю, как поступил бы я, но думаю, что,
теоретически, скорее всего остался.
Чем держит меня, мой город на Волге? Почему в
его, опаздывающих почти во всех фазах развития
(даже относительно других таких областных
захолустных российских городов), артериях улиц,
мне так уютно? Наверное, я просто не люблю (хоть и
не хочется в этом сознаваться) очень риска. Я
привык, и повторы мне не кажутся уж настолько
утомительными. Повторы повтору рознь.

Я тормознул на повороте утреннего и холодного
ноябрьского кладбища. Сзади щёлкал неприятно
ремень, и мне пришлось его закрепить. На первой ко
мне могилке обозначился, знакомый портрет мужчины.
Я подошёл ближе. Да это же Маркиз! Не очень-то
ухоженная могилка. Я учился с ним в одной школе,
позже мы пересекались в студенческих компаниях.
Маркиз был симпатичным парнем и, в наших кругах,
личностью известной… В середине бандитских
беспредельных девяностых его за что-то держали
долго в подвале, потом положили замерзать в
сугроб. Если я не ошибаюсь –никого так и не
нашли.
Тринадцать лет назад, будучи старше меня на
целых два года, в свои тридцать четыре, он казался
мне очень зрелым и состоятельным мужчиной. Сегодня
– по дурацки погибшим из-за какой-нибудь ничтожной
суммы (подробности я не знаю, но деньги не стоят
того), молодым парнем. Давно, невероятно давно, в
ту эпоху...

- Где мои дети? Где мои взрослые малыши,
разлетевшиеся врассыпную? Где их звонки? Где их
письма?
Время остановилось. Старуха сидит сгорбленно и
перебирает горох.

Утренний кайф стоит дорого. Утренний кайф, как
минимум, стоит целого человеческого дня.

Задумаешь написать колыбельную, но с первой
попытки не получится. Слов не хватит? Волна не
выстроится? Отбито всё? Но ты пробуй, пытайся,
лови себя… Запреты надуманны, искусственны, и не
иначе, как созданы чаще самим собой.

Единственный правильный выход из поражения -
забыть!

1

Подвыпивший офицер сел за мой маленький столик в баре. Все остальные
столики были давно заняты – страна ожидала грандиозную футбольную
игру. Видимо официанты подсказали военному, о моём единственном
свободном месте.
- К вам можно?
- Вполне, - ответил я, на мгновении оторвавшись от своего компьютера.
- Вы не болельщик.
- Вы тоже.
- С чего это вы взяли?
- С того же, что и вы.
- Логично. А зачем вы тогда здесь?
- С вами встретиться. А если серьёзно, то это моё рабочее место. Утром
в редакции от меня ждут большую обзорную статью, а я не люблю работать
дома. Там дети…
- Вы пить будете?
- Сок, пока не закончу.
Увидев его озабоченно-уставшее выражение на лице, я смягчился.
- Пол рюмки водки. Вы же пьёте водку?
- Естественно… А откуда вы всё знаете?
- Дедукция. (Я улыбнулся) А если серьёзно, то могу только
предположить. Я журналист, а журналисты не сапёры и не разведчики –
имеют право на допущения и ошибки.
- Вы думаете? Тогда предположите что-нибудь ещё.
- О чём?
- Обо мне.
- О вас? Вы потомственный военный. Один, или оба, ваших деда погибли
на второй мировой, отец мучается на пенсии. Ваша карьера, судя по
возрасту, выправке и полковничьим лычкам вполне удалась, но… как бы
правильно выразиться… отношения служебные и людей вокруг себя, вы не
очень-то любите. Настоящих военных ведь мало? Вы многократно уже
хотели написать рапорт и уйти на пенсию, но жизнь на гражданке вас
пугает ещё больше. Что ещё? В нашем городе вы в командировке…
- Достаточно. Вот и официанточка наша подоспела. Давайте за
знакомство.
И после опрокинутой рюмки он представился и подал руку:
- Александр.
- Олег.
- Знаете, что Олег, вы бы могли этим зарабатывать. Вы ведь почти всё
угадали. Только отец два года назад не выдержал. Сердце.
- Я боялся не угадать. Живой-мёртвый – это серьёзно. Извините.
- Ничего. Отец не перенёс своего дачного спокойствия. Итак, вы
провидец! И пить больше не будете?
- Не буду!
В баре нарастала активность – потихоньку футболисты побежали и белый
мяч заметался в рамках развешанных по стенам экранов.
- И смотреть не будете?
- По возможности.
- И я вам мешаю?
- Почти нет. Я дописываю последние предложения.
Полковник заказал еду и взял мучительную паузу. Благо, минут через
десять я закрыл свой компьютер.
- И какое оно?
- ?
- Последнее предложение.
- А завтра началась война.
- Это последнее предложение, Олег? Вы не врёте?
- Зачем же вы так?!
- Откройте компьютер, прошу вас. Можно прочитать всё?
- Думаю, что можно.
В этот момент наши забили гол, и крики обнимающих и вскочивших мужчин,
заполнили окружающее нас пространство.
Через десяток минут, выпив стоя с соседними столиками за победу, мой
полковник неожиданно начал цитировать из свежего текста.
- «И если не вдумываться, то можно стоять на пороге очередной войны,
говоря о наших традициях и воинской доблести. И если забыть цифру
Столыпина, и разделить, отнять, убавив нас ёщё раз, то можно спокойно
спать, играть и болеть в футбол, ходить или не ходить на последние
выборы». Я дальше, с вашего позволения, пропускаю. Вот: «А завтра
началась война…» Откуда вы, Олег, всё знаете?
- Я не знаю, но я, же вам говорил, что в журналистике допускаются
предположения.
- А что за «цифра Столыпина»?
- Вы пропустили в начале текста. Почти век назад, тогда ещё местный
градоначальник Столыпин предположил, что в России в начале двадцать
первого века, то есть сейчас, должно проживать около шестисот
миллионов человек. В четыре раза больше, представляете!
- Многовато будет.
- Нормально. Уберите сначала гражданскую, голод, мировую войну,
локальные, самоистребление миллионов в ГУЛАГах, пять витков эмиграции…
Уберите последние годы с высочайшую смертность на дорогах, дохнущую
сотнями тысячами в год от наркоты молодёжь, невероятный процент
самоубийств… у наших мужиков. Добавьте нормальные прогрессии не вниз,
а вверх. Вычеркните целый век катастрофической не хватки
мужиков-осеменителей. И всё у вас получится.
- Шестьсот миллионов!
- Ну, может пятьсот.
- Скажите Олег, а вас пропустят?
- Куда?
- В печать, конечно.
- В смысле цензуры? Это же не полевая почта, полковник? Пока, думаю,
что всё пройдёт. Что-то почикают конечно, но главный редактор - мой
институтский товарищ и указанная тема в целом обсуждалась с ним
сегодня утром...
Русским забили ответный гол, и гул разочарования прокатился по залу.
- Вот и нашим забили.
- Олег, не уходите от ответа. Откуда вы всё знаете?
- Чего всё, Саша !?
Мы были приблизительно ровесниками, и я не выдержал, ответил довольно
резко.
- Вы рассказали обо мне. Тут не трудно было догадаться. Мало идиотов
ходит в военной форме в вечерние заведения. Мало кто из русских любит
пить водку и не пьянеет. Ха-ха. Я, конечно, командировочный. И мрази
ваши местные, мне окончательно сегодня надоели. Я им сказал, что уехал
к женщине, и только так сумел отделаться. Ладно, ближе к теме. Я могу
понять, вашу, как его там, дедукцию. Но откуда вы знаете, Олег, -
дальше полковник снизил свой тембр и начал почти шептать, - что идёт
скрытая мобилизация!? Вы, как человек гражданский, знать ничего не
должны!
- Я ничего и не знаю. Пока вы мне сейчас сказали.
Полковник смотрел мне в глаза. Редкий вымирающий тип правильных черт
мужского лица. Белогвардейцы в хороших старых фильмах вспомнились,
автопортрет Лермонтова почему-то.
- Олег, а вы опасный человек!
Наш разговор остановил перерыв в футбольном матче: мой полковник
подхватил начавшееся активное движение, и удалился по лестнице вверх
надышаться осенней хмурой улицей.

2

С самого начала второго тайма наша команда заперла соперника на его
территории. Лишь отчаянные прыжки вратаря соперника, не позволяли
реализовать наше явное преимущество. Не сразу, но вернулся мой
полковник.
- Ничья?
- По-прежнему.
- Сейчас забьют.
Он заказал селёдку, сырные шарики и ещё триста грамм водки. Он тупо
пил, и до третьей рюмки, не проронив не слова. На третьей рюмке
русские забили.
- Я же вам говорил, Олег.
- Спасибо.
- Им спасибо скажите.
И резко перевёл:
- И вы считаете, что война России не нужна?!
- А вы что - считаете, обратное?
- Я боевой офицер, и вижу, как всё больше разлагается наша армия.
- Согласитесь, что это другая сторона вопроса.
- Вся та же! Олег, мы не можем развиваться дальше без маломальского
врага. Мы так привыкли.
- А если его нет, то мы его придумаем?
- Правильно. И уничтожим!
- И вы станете генералом.
- Не в этом дело. Вы тут цифрами большими играете. Так вот
представьте: два миллиона слоняющихся без настоящего дела мужиков. Они
жрут, моют кубрики, камбузы, начищают всякую технику, иногда стреляют
холостыми патронами. И ждут. Ждут команды.
- Может они ждут команды, когда можно съездить домой? Или времени,
когда наступит дембель? Полковник, а у вас есть семья, дети?
- Есть. Есть, Олег. И семья, и дети, и Родина есть. Родину, которую я
готов защищать, как вон те футболисты.
Александр показал рукой на экран. Как раз парень в бело-красно-синей
форме вытянулся в подкате.
- Думаю, что это разные вещи. А можно вас попросить?
- Попробуйте.
- Не заказывайте водки больше.
- Почему?
- Потому что вы хороший человек, столкнувший в узком переходе с самим
собой. Водка тут не поможет! Вам выйти нужно погулять, подумать.
- Я выходил, гулял, в отличие от вас.
- Но вы же мучаетесь конкретно.
- А можно тогда я вас спрошу?
- Попробуйте.
- Как закончится игра?
- Так и закончится: два один в нашу пользу.
- А я думаю наши ещё забьют. Успеют. И…
На секунду полковник замер.
- Вы верите, что возможно, кто-то думает за нас?
- Возможно, только мы не об этом с вами говорили.
Полковника вело, но он пытался безукоризненно чётко управлять своими
мечущими мыслями.
- Олег, вы зря – война хороший выход!
- Возможно для вас, но не для семнадцатилетних мальчишек, которые
пойдут умирать рядом с вами.
- Для России! Слабаки погибнут, сильные – станут героями. Естественный
отбор ещё никто не отменял.
- Вы же себе не верите!? Полковник, вы же понимаете, о чём вы
говорите? И попробуйте понять ещё одну простую мысль – для России ещё
одна война может оказаться последней. Мы подбираемся к критической
малой массе на огромной территории. И без войны попробуйте посчитать
количество наших пенсионеров, вычтите два миллиона уголовников в
тюрьмах…
- Полноте. Последние минуты.
И он тихо сказал первым: «Гол.»
- Гол-л-л! - подхватил восторженный зал.
- Го-о-о-л-л-л!!! - зачокались восторженно в руках болельщиков пивные
кружки и рюмки.
- Вы угадали, полковник?
- Враг сегодня разбит.
- А вы не думали, что он просто поддался?
- Не думал.
Мы обменялись телефонами и попрощались, как старые друзья. И он уехал
в ночь на такси, а я проверил ещё раз текст и поправлять в целом
ничего не стал.
Через две недели при загадочных обстоятельствах убили посла в одном
некогда дружественном нам государстве. В стране отменили выборы
президента, и началась война.

Лица на баннерах, вывешенные перед каждым новым созывом, становятся
всё более невыразительными. Мужественность их прорыва давно прошла, а
остались только технологии. И если из тройного подбородка ещё можно
сделать двойной, то кромсать дальше не имеет смысла – могут не узнать!
Мужественные лица России бегут из политики и из дома подальше, встают
на тропу личных испытаний, поют у костра, а тем временем большой
осколок цивилизации продолжает полёт в тартарары.

Не пить здесь нельзя. Пить долго не позволяет несовершенство
организма, утреннее осознание бесполезности и временности алкогольного
занавеса, и память о том, что у тебя есть неразумные дети. А у них
должны быть какие-то иные примеры. У нас же были, кроме пьяных отцов,
несгибаемые хоккеисты, неуловимые мстители и генералы песчаных
карьер…

- А когда так слякотно, муторно, иногда достаточно
просто поплакать.
- Я пытался.
- И что?
- Не очень получается. Слёзы какие-то
каменные.
- Больно?
- Не в этом дело – падают громко, будят всех
вокруг. Опять же мусор. Его и без меня хватает.
- Так ты - феномен! Во всяком случае, образно
очень. Порадуйся хотя бы этому.
- Мне кажется, что ничего выдающегося.
Особенно здесь. Душа наполнена булыжниками, а
маленькие камушки от них периодически отрываются и
катятся врассыпную.

Снился сон, что меня ранили. И из этой раны
утекало всё: кровь, любовь, мысли, силы, надежды…
Я искал эту рану, но она была настолько ничтожна,
и так неуловимо перемещалась по телу, что закрыть
её во сне мне никак не удавалось. И наступил
момент, когда совсем ничего уже было сделать
нельзя. И тогда я встал и пошёл в душ.

И когда наконец-то первые обратили внимание, что
он слишком долго молчит, его уже нигде не было.

Мы не вздрагиваем от раската грома или канонады в
соседнем городе. Вывести нас из равновесия
масштабами ежедневных пожаров и автомобильных
аварий, мгновенной остановкой сердца давнего
знакомого, почти невозможно. Мы же не виноваты,
что здесь несём бремя больших потрясений в рамках
собственной жизни и бесконечной россыпи катаклизм
и войн на четвёртом, пятом… сороковом колене.
Ничто нас так более не пугает, как временное
спокойствие и перемирие в душе и вокруг. Мы
начинаем оглядываться и ждать. Но мы не виноваты.

1

Когда в узком дворике на окраине Пылевограда
Горилла разворачивал свой неповоротливый огромный
джип, периферийным зрением он увидел на приступке
небольшого магазина немного заросшего мужчину,
отхлёбывающего прямо из бутылки белую жидкость -
видимо молоко. Что-то невероятно далёкое,
скользнуло в каменнообразной лысой черепушке у
водителя и прямо на выезде двора, в растопырку, он
резко затормозил.
- Так это же Серый! Серый!!! Мы его обыскались, а
он сидит себе здесь.
Квадратный человек в стильном и дорогом
костюме, резко соскочил с вагонной ступеньки
автомобиля, и насколько ему позволяли габариты и
приличный вес, двинулся по направлению к
бомжеобразному субъёкту. Сзади, едва успевая за
ним, перемещалась парочка отутюженных охранников.
- Серый это ты?!
- А кто же?
- Как, обычно, с бутылкой молока по утрам? Даже
привычка не похмеляться осталась?
Горилла приподнял мужчину в охапку страсти,
почти, прижал, не церемонясь и не обращая внимания
на его не очень чистую и местами протёртую
одежду.
- Конечно я, Гори. Отпусти, задушишь. А привычки
менять уже поздновато будет.
- Согласен! Серёга – ты собачара! Мы тебя в своё
время обыскались и встречать даже ездили на
выходе. А ты брат, слинял куда-то. Думали уж, что
ты каюкнулся где-нибудь на Севере. Или наоборот -
в свою Францию любимую подался. Родственников не
оставил, информации – ноль…
- Родственников нет. Ты прав. А в город я
вернулся недавно, летом. И тревожить никого не
хотел.
- Серы-ы-ы-й!!!
У мужчины затрещали нитки на дорогом костюме, пот
на челе выступил, глаза заискрились.
- Поехали к нам в офис, Серый. Там Олега, Саня…
Дима сегодня из Москвы должен прилететь. Все будут
рады. Ты даже не представляешь, сколько раз мы
тебя вспоминали.
- Не представляю, Гори.
- Поехали.
- Я не могу – у меня работа.
Сергей посмотрел в сторону магазина.
- Ты грузец что-ли? Серый, это не проблема. Давай
я с хозяином решу всё.
- А потом?
- И потом!
Увидев, как Сергей задумался, авторитет стал
выдавать совсем неординарное.
- Ну, хочешь, я кого-нибудь из ребят за тебя
оставлю?
Молодые охранники передёрнулись, как затвор.
Один от неожиданности подправил лёгким движением
кнопочку в ухе, другой сделал невольное движение
к галстуку, но сдержался – руку опустил. Лёгкую
неловкость Гори, пришлось исправлять самому. К
тому же пока ещё не жали на сигналы, уважая
габариты его машины, но явно нервничали,
собравшиеся на выезде-въезде во двор несколько
машин.
- Значит так – ты во сколько заканчиваешь?
- В восемь.
- Тогда слушай меня – ровно в восемь мы за тобой
заедем. Либо в крайняк машину пришлём. Пойдёт?
- Конечно.
- Ты только не пропади, Серый, не сдёрни по
глупости. Обещаешь?
- Обещаю.
- Слово.
- Слово. Ты же меня знаешь, Гори.
- Знал. Люди меняются. Но ты не должен – ты
раньше не подводил.
Гори ещё раз приобнял сухого мужчину и так же
резко, как пришел, двинулся обратно.
- Дождись, - крикнул он, открывая на ходу тёмное
окно, и сразу газанул.



2

Днём приезжали Олега и Саня. Еле дождались
они завершения его погрузочно-разгрузочных
манипуляций. Еле сдержали себя, чтобы неожиданно,
как встарь не поучаствовать в процессе. Потом
обнимались все долго, сидели у них в машине,
курили.
- Сколько лет то прошло, Сергей Иванович?
- Иванович – скажите тоже.
- Мы так тебя за глаза звали.
- Да, Серёж, только у тебя погонялово реально
отсутствовало. У Димыча – Шеф, у меня – Кочерга, у
Олега – Битва, у Генки вообще Горилла приклеилось,
а ты Иванович как был, так и остался.
- Так сколько лет-то?
- Одиннадцать. Семь с половиной сидел. Три –
путешествовал.
- И где был?
- В разных местах. Сначала в Карелии, на
Соловках, в Архангельской области много…
- А Франция твоя окончательно накрылась?
- Не совсем. Мне позже один хороший человек
сделал загран паспорт. И легенда моя прошла.
Проехался (прошёл, наверное, правильней будет) я
почти по всей Европе: в Греции был, Голландии был,
в Бельгии. В Испании долго – на сборах урожая
подрабатывал. В Португалии виноград собирал. И
конечно, Францию излазил всю – Париж, Бордо, юг.
- А что не остался?
- Да я бы остался, наверное, но начали запросы
обо мне по мелкому делать. Случайно узнал. И не
стал я ждать, когда копать начнут серьёзно. Да и
могилки здесь неухоженные остались – решил, что
лучше вернуться.
- Да и правильно.
- Да и давно пора!
- Ребята крупняк здесь подмяли. Нефть,
переработка, заправки… Дима ещё к металлургам
залез. Они тебя каждый раз вспоминают, как
что-нибудь намечается. Людей не хватает
катастрофически.
- У нас у всех не головы по сравнению с твоей,
говорят, а чайники.
- Заварочные.
- Ха-ха.
- Да полно. Было время…
- Время твоё только начинается. Ты не
представляешь, как мужики живут. Да и у нас, всего
хватает – дома, машины приличные…
- Катера - яхты, девки – самолёты. Что хочешь?!
- А Дятел где?
- Дятла лет семь, как похоронили. И Дугу с ним.
Мы думали, что ты знал?
- Откуда. А Выдра?
- Выдра в Москве, депутат, но наши, кажется с ним
не общаются. Ссучился он весь…
- А Веник?
- Веник пьёт всё больше и больше. Говорят, что и
от коки не отказывается. Короче, мешает всё,
выглядит отвратно. Пытались пару раз его лечить –
он огрызается.
- Во, мне Веник нужен. Найдите мне его.
- А что искать – пиши мобильник.
- И Серёг, мы сегодня вечером, прости, не
сможем. У нас давно была одна гулянка намечена.
Большие в курсе.
- Да ладно уж, езжайте.
- Теперь-то ведь точно скоро увидимся?
- Увидимся, конечно. Скоро…


3

Вечером Гори приехал один.
- Димыч завис в Москве, а ребята у тебя днём
были?
- Были.
- Как они тебе?
- Солидняк. А если честно, то не изменились они –
такие же охламоны.
- Ты прав. Не взрослеют. Скоро на сороковки
выйдут, а ветер в голове так и шастает. Мы куда с
тобой поедем?
- Куда серьёзно в моём рванье пойдёшь? Что-нибудь
попроще. Вон в пол квартале отсюда рюмочная есть.
Посидим и хватит.
- Так не пойдёт, Серёг. Давай поступим
по-другому: едем в один хороший домик. Там сауны
всякие, бассейны. Пока паримся-моемся, нам
привезут барахла . У Санька младшего сеть
фирменных магазинов в городе – он нам по-прежнему
должен чуть-чуть, пусть пошустрит.
- Я так с тобой опять не расплачусь.
- Да и мы ведь тебе должны. Так что не думай об
этом.
Через час они сидели в бане с чайком и
водочкой, и говорили неторопливо о былом.
- Если бы она осталась ждать, Гори, может всё и
было бы по-другому?
Но мне, же по-полной дали, а она женщина умная
была – поняла сразу, что не своё я набрал. Не мог
я такого навытворять сам.
- Зачем? Ты можешь мне ответить – зачем ты всё
хватанул? Ты же самый безобидный был? Ты мог даже
амнистироваться почти сразу.
- Не знаю. Следователи ломать меня резко как-то
стали. Не по-божески что ли набросились – так им
хотелось скандала на всю державу. Или заказ был?
- Тех кто был уже нет.
- Вот-вот, я почувствовал. Так противно меня
разводить стали, что в лом мне кого-то тащить ещё
стало. Да и Выдра в записочках наобещал всякого.
Отсиди чуть-чуть – отпустим.
- Мы ничего тогда не могли сделать. Сила была не
та. Вот если бы сейчас.
- Сейчас не надо. Вы и так меня все годы
передачами заваливали. Благодаря вам мне сразу же
Профессора присвоили…
- Благодаря себе. Ты есть профессор.
- Какой я профессор – мать не дождалась, жена…
- Мы их по-человечески, Серый, схоронили. Ты же
не знал, не мог знать?
- Мог предположить. Мог предположить, что у неё,
у нас, возможно будет ребёнок. Когда она …
выпрыгнула, она была на шестом месяце, а меня
закрыли на пять месяцев раньше. Мог же
предположить, что она не выдержит – с её
здоровьем, психикой…
- Она не в чём не нуждалась.
- Я знаю.
- Простить себе не можешь?
- Не могу.
Эту ночь они говорили не останавливаясь, а
утром Сергей, ночевавший у Гены Гориллы в мансарде
шикарного особняка, одел вновь приобретённые
спортивные вещи и вышел.
По-привычке в восемь утра, Гори протёр свои
глаза, пробежался с собаками по собственному
парку, нырнул в бассейн и сделал зарядку. Потом
также по-привычке, он прошёлся по дому, обнял
домочадцев и убедившись в исчезновении гостя,
сразу поехал во двор магазина. На приступке стояла
начатая бутылка молока.
Через минуту испуганный хозяин мямлил рядом
тоненьким, противным голосишком: «Мы его полчаса
назад рассчитали. Он всем попросил передать, что
ушёл. Не искать его просил совсем.»
- Серы-ы-ы-й!!!

Они уговорили не писать меня больше
"малышей". Друг-писатель и
товарищ-критик. Они отдёрнули меня от романа,
объясняя по-разному, но время и вправду мало. Пока
не заслужил что-ли.
- А что же мне делать?
- Пиши городские рассказы.
- Вот те на. Где ж их взять-то. Ну ладно,
попробую. Попробовать не сложно.