Я уехал в Москву. Скоро вернусь.

- А что ты заладил - я, да я.
- Да, я - поэт.
- На "Пэ" же поэты.
- Ошибаешься. Все поэты - на Я!
- И Пушкин?
- И Пушкин. Особенно. И все за ним
пошедшие.
- И стихотворы?
- Стихотворы, как бы из скромности. Они
понимают, что вокруг столько графоманов... И
столько было до них поэтов, и столько будет, что
как бы в раковине. Ждут. Но, если убрать лишние
ужимки, все стихотворы-поэты тоже на Я.
- А графоманы?
- Тут есть деление. Те, кто четко себя
позиционирует в графоманстве-стихоплетстве, они
идут, согласно мелкого алфавита.
- Почему мелкого?
- С годами на камнях стираются буквы. Не
перебивай!
- Извини.
- А те кто позиционируют себя поэтами. У
этих вообще коррозия с буквой Я. Полное поглощение
им, всех разновидностей красок, оттенков света,
теней, гортанных звуков, музыкальных
пристрастий... У них одно долгое и нудное - Я. Они
по нему просто больны. Прямо, как заколдованные.
- А вот ты говоришь - кто за Пушкиным
пошел?
- Да.
- А что до него не ходили?
- Получается, что так. Он и отличается, и
стоит обосбленно по этой самой причине - гениев
было и до, и осбенно после, достаточно, но в
дорогу за своим Я для всех, пошли после Пушкина.
- ...
- Есть еще вопросы?
- М-да, нет...

яяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя

Я выдумал такую теорию, что тело человеческое раз
в десять лет должно по-хорошему отдыхать. Год-два
примерно. Физ. нагрузки снижены, "пупок"
растет, график спортивных подвигов - по
остаточному принципу. По остаточному, как
известно, подвигов не совершить. Исходя из этого,
и своего правила никому и ни во что не проигрывать
- мои малые олимпийские игры переносятся,
переносятся...
Как известно часть плодородных полей у
дальновидного земледеятеля всегда стоит под
парами. Поле отдыхает. Многие современные теории
гласят, что спорт не есть основа долголетия и даже
физического процетания. А еще, я иногда вспоминаю
тестя Акимыча, который открывал мне в нужный
момент советские книги о полезности умеренного
принятия алкоголя, и имел "натянутую за
уши" теорию разумности потребления никотина.
Понимал он и ее натянутость, но остановиться
курильщику - подвиг в квадрате. Часто, как у отца,
с явным запозданием на грани смерти, или потери
голоса.
Курить, Бог даст, я не начну -
поздноватенько будет. А по другим леннообразующим
характеристикам, проплаченный вчера в спортивный
клуб абонимент на осень, говорит, что вся моя игра
в отдых, реально скоро закончится. Денег ныне
особенно жалко.
И еще - мне кажется, что я жду, когда
подрастет моя младшая дочь. Так что не судите меня
за "пупок" строго. Пары отойдут, и я
скоро вернусь.

Теперь она всех называет словом "папа".
Она его освоила, присвоила и оно ей нравится. Папы
вы все, и всё тут...

- Ты где был?
- Дела всякие. Попытки... А что случилось?
- Дочь твоя выросла.
- Что, и эта?
- И эта. Это у тебя "и эта". А у
меня - дочь. Она выросла. Без тебя. А ты где-то
все время был.
- Хочешь сказать, что за поисками и добычей
пищи, я опять все пропустил?
- Ты меня не слышишь. Это у тебя "опять
все", а у меня - все!
Я даже на фоне своего долгодумства сегодня
долго гладил лысину. Ходил коридорами сна...
Пытался включить лампочки прошлого века...
- Простите меня, девочки, но я не знаю, как
все успеть?
- Ты и не успел уже.
Ужас.

Остановиться. Не удается остановиться. Зайти в
закоулки памяти - написать воспоминание. Зайти в
лабиринт иллюзий - дописать сказки. Лечь на
мелодию утра - отбить новый стих. Мне не хватает
времени остановиться. Или не хочется? Я не знаю.

Время само включает тормоза памяти. По разному.
Встретил я вчера на выходе из кафе писателя
Алексея Слаповского.
- Я не на долго в этот раз. На неделю. А вот
летом приеду месяцев на пять. Мне так на даче
брата в прошлом году понравилось. Коммуникации
позволяют, компьютер с собой и все, что нужно...
Позавидовал я по-доброму писателю
Слаповскому. Так он смачно сказал "на даче
брата...". Что лето у него - пять месяцев...
И домой же он хочет вернуться - не куда
нибудь. Домой. Домой возвращаться не грех. А раз
лето у него такое длинное, значит и у нас...
Расстались мы с добрыми улыбками. И при чем тут
тормоза?
- Увидимся завтра на концерте...

Поздний мартовский снег удручает.
- А в Москве, говорят, в пятницу будет минус пятнадцать. Одевайся.
Не хочу я Москву. Не был с полгода и не хочу. А совсем недавно до
двадцати-тридцати раз в год - отдай и не греши. Летели шиши. А ты
пиши... о мартовском снеге и общему внутреннему недоверию к некогда
привычной дороге в столицу.

Она зашла с улицы с мамой и отчетливо с ходу,
почти крикнула в первый раз: "Па-па".
Как будто держала, держала в себе, и ее прорвало.
Ты моя, сладкая. Я зафиксировался (почти упал) от
счастья на полу. А она, как понимает все, хохочет
напротив.
- Иди ко мне, дочь.
И она гордо и быстро по длинному нашему
корридору пошла навстречу.

- Музыкант, который умеет играть обязан играть. А
тот, кто не оправданно бросил играть, никогда себе
этого не простит.
- А футболист?
- И футболист, и любой спортсмен, должны идти
до конца. Но ты же понимаешь разницу?
- ?
- У спортсменов рано, или поздно, инструмент
(его тело) стареет, травмируется и приходит в
проф. непригодность.
- А у музыкантов, ты думаешь, нет?
- Я думаю, что нет. Не так. К тому у них два
инструмента: тело, и непосредственно на чем они
играет. Последнее можно в течении жизни улучшать,
менять...
- А у певцов второго инструмента нет.
- Поэтому они наиболее ранимы. Почти, как
спортсмены. Им спрятаться не за что.

Подсмотрено в природе - выживают простейшие.

его уже нет целый год
а я все думаю, как это – его нет
весна опять набирает ход
банальный, право, ответ

про деревья, что заплетут листву
останутся с нами, и здесь
а те, что засохнут, пойдут под пилу
обычно, причем тут про месть

но если был на земле человек
значит, он должен здесь быть
год я твержу, как усталый абрек
и понять не могу, и забыть…

С бабушкиной помощью она научилась сползать на
животе ногами вперед с дивана. А прошлой ночью она
заголосила на моих руках отчетливо:
"Мам-м-ма", в ожидании бегущей к ней
любимой. А еще вчера вечером, она помахала впервые
мне в дорогу своей маленькой и крепкой ручкой.
Толи еще будет, Аи-сан...

Чтобы не оставаться одному, многие включают
телевизор, на самом деле загоняя себя в еще
большее одиночество сравнительного анализа
притушированной чужой жизни из говорящей рамки.

Я пользуюсь этим термином, чаще не объясняя. Оно
(поколение) приклеилось ко мне (потому что мое),
как и термин «Пылевоград». Пылевоград вошел в
обиход города. Что и печально. Лучше его
попытаться промыть. Но то ли некому, то ли опять
не те времена.
Потерянное поколение, опустошенных большой
войной, как известно, термин любимого мною
Хемингуэя. Еще в школьные годы я сформулировал,
что мы в конце семидесятых при советах, мало от
друзей Хема тех времен, чем отличаемся. Мы,
ненавидя тусклую действительность и почти не имея
личных шансов что-то изменить, вынуждены были
юношески нигилиствовать по дачам и кухням, и
находить для оттяжки копейки на дешевый, но
жесткий портвейн. Некоторые в портвейне, так и
остались.
Та нудная эпоха неожиданно для всех сменилась.
Революция! Революция наоборот, без крови и для
мыслящих! Многие успели, побежали, заработали,
посмотрели мир… Я не отказываюсь – участвовал. Во
всяком случае, многое видел. Большинство из наших,
не смотря на неожиданно поднятые границы,
остались все-таки на Родине. Хотя всем и
представился невероятный когда-то шанс, сбежать из
этой убогой и грязной страны. Некоторые, правда,
решились, растворились в нашей не обозначаемой в
мире кланами и общинами эмиграции. Я их не
осуждаю. У каждого свои случайности, и не о них
речь. Наши сейчас подошли к району полтинника,
некоторые преодолели. Для меня - это дважды
потерянное поколение. В думках обо всем прошедшем,
и поглощенные, наступившей за несколько лет еще до
кризиса новой пустоте.