Попробую запомнить (хотя это не удавалась никогда – столько стран,
рейсов, встреч, расставаний): вот она подошла к окошечку, отдала
паспорт, обернулась ко мне, дождалась печати, повернулась ещё раз (так
мы договаривались), махнула рукой. Собственно всё. Надо запомнить.

В тот момент, когда купленный тебе мишка запел о любви, лайнер дочери
оторвал колёса от Москвы и полетел. И полетел…

- Какое-то время я ещё буду дергаться, и
оборачиваться на проходящих блондинок.
- Почему?
- Я же спортсмен. Реакцию – не обманешь.
- Можешь сказать "какое"?
- Не знаю. Какое-то…

Так и не понял, на каком языке ты писала свои первые стихи в поезде:
на русском или английском? С какого на какой переводила?

Звонки догнали меня, когда я уже вернулся. Даже обидно.

- Тыкаешь, тыкаешь пальцами в пространство и хорошо, что к старости
понимаешь, насколько всё условно и мелочно…
- Не тыкаются?
- Некому воспроизводить.
- А дети?
- Они воспроизводят себя.
- А звёзды? Они тоже условны?
- Они далеко.

И тогда ты просишь Бога лишь одного – спокойных повторений.

Девушки вокруг красивые, загорелые. Место и
летнее, и раскрученное уже: "Пляж".
Гриша, красавец, в шутку и при жене: "Не
обязательно же заказывать - можно же только меню
поочитать".

Драйв зарядить настоящую, подаренную по случаю
юбилея, литую пушку и выстрелить из неё конфетти.
Драйв собрать две сотни гостей и накрыть им столы,
сделать программу, а с соседнего острова запустить
в ночь небывалый фейерверк. Драйв быть сильным и
видеть друзей молодых. Драйв... (с уважением к
юбилярам), а если нету?

Из шарика всё равно выйдет воздух. Но если его
качественно завязать, то воздух будет держаться
значительно дольше...

Дневник мне иногда напоминает мгновенно собранный словесный нектар,
правда и польза от него имеется: ежедневная тренировка словообразующих
мышц и возможность помолчать в кругу друзей. Они и так обо мне всё
знают.

- Будем сегодня?
- Сил нет. Не спал – комары ночью забодали.
Говорим о разном, о его повести (я принёс на
полях восклицательные знаки, вопросы, зазубрины…),
о тонкостях в отношениях писателей.
И.: - Некоторые вещи не прощаются. Нельзя ходить
по чужому дому павлином. Недостатки свои хозяин
знает сам…
- Бывают исключения?
- Если сам автор просит пройтись под жесткое сито
ударов и оплеух. Но таких мало. Не комфортно это,
лишь некоторые решаются (приводит пример).
А.: - И некогда. Строчить надо,
самоуспокаиваться…
- Точно. Пою, что вижу. Акынщизм.
Игорь по моей просьбе подписывает рукопись
первого варианта подвести, подложив, принесённую
мною книгу.
И.: - На Набокове…
- На Набокове не плохо…

- Ну, не могу по компу или по иллюстрациям.
- Не стоит.
- Жестко, но типа того. В картине важно всё: цвет, формат, уже
подобранная рамка. Но ещё больше реальное присутствие и… непонятно
что.
Мы, не сговариваясь, потираем большой об указательный палец правой
руки.
- Ну вот, ты меня понял!

- Он заходил только в те корридоры, где вкусно
пахло… в поисках славы, и всегда ошибался.
- Почему?
- А слава не пахнет. Наверно, поэтому.

Сидим в обсуждении перспективных начинаний в
капитанской рубке тридцатиметрового судёнышка
фантазёра и художника Женьки (нечего себя фантазёр
- за шесть лет посудинку построил). Пьём крепкое
кофе и лёгкое пиво. Нас пятеро: Женька, его
супруга Ольга, доктор-профессор Валера, ещё вчера
отметивший свой "день варенья" Илья и я.
Полтора часа обсуждали нашу давнюю идею-мечту, а
потом Жене приглашает всех на праздник Ивана
Купалу в следующие выходные (как и в фестивале
"Пустота" на Эльтоне, он главный
идеолог).
- Что там будет?
- Несколько номеров древнерусского стриптиза,
мефистофель Стас, платные шашлыки и магазин.
- Назови его "Хуинушка", -
посоветовал профессор.