Дочитал ночью "Трамвай живых" Алексеева,
прокрутил вчерашние с ним телефонные разговоры.
Сопротивление и продолжение несмотря ни на что
нужно только нам самим и самым близким. А книги,
как естественные выделения из себя по-пути. Кто-то
выделяет, построенные дома, кто-то войну, а кто-то
книги.

Я описался с годом (не путайте ударение), поставив
его вчера аж десятым. Если бы удалось не
заглядывать в прошлое, в наличие светлого будущего
никто бы не сомневался.

- А дети может пройдут мимо этой сквозной низкой печали, этого
невыносимого мира несоответствия и искажённостей?
- Как же они пройдут мимо?

Они перестали мне звонить вообще. Тяжёлые на
голову (как я) и уставшие, выбираются сами. (Или
не выбираются). Помогать нужно слабым. А слабым ты
изночально не был собою заявлен. Вот это и радует.
Только.

У Пупырловки они выбетают из своих убогих лачуг
типа кафе и пытаются криками определить твой выбор
для быстрой дорожной трапезы. Раньше, ещё
несколько лет назад, здесь попадались миловидные
девушки и ты мог радоваться, что можно положиться
на обыччные визуальные симпатии. Сейчас же
выскакивают красномордные однотипные страшилки и
твоим спутникам, впервые остановившимся с тобой
здесь, явно становится не по себе. "Держи
кресты!"
Красивые здесь перевелись. Но им и в Пупырловке, я
знаю, нечего делать. Красивые вырождаются или
уходят на запад.

Стало холодно в доме, особенно по утрам ближе к
рассвету, когда ты не можешь больше перебирать в
голове свои печали и сложности.
- Когда же дадут тепло?
- Когда станет совсем холодно.
Ответ возникает из привычек и природы знакомых
мест, а предощущение длинной зимы ужасно.

Творить что-либо (стихи, картину, блюдо...) в безвоздушном
пространстве и одному не интересно. Всё больше проникаюсь к
совместному творчеству, инсталляциям... В ливерпульских
"жуках" теперь узнаваемо лицо каждого.

19.10.05 г. "...Выключенные телефоны, холод
ночи, мысли с утра."

Попытка отказа от вредных привычек, как любой
отказ, при определённой повторяемости, можно
рассматривать, как вредную привычку.

За этим не надо было отмерять, в одного водителя и
почти не останавливаясь, два раза по полторы
тысячи наших, местами по-прежнему горбатых дорог.
Но прежде чем включиться здесь опять, ложаться
упрощённые выводы.
Первый. Все отъезды ничего не меняют. От себя
не уедешь, для себя лучше работать в том месте,
которое назначено сверху твоим домом.
Второй. Нельзя останавливаться и чего-то
бросать, если тебе это определено по твоей сути.
Ну отказался ты от кажется изъезженных тобой тем и
боли в стихах на нольшестое время, но читая
диалоги Бродского на отдыхе, ты снова и снова
приходишь к выводу своей неправоты даже временного
ухода и молчания.
А в отличие от чего-то в понятии кого-то бросить в
этой жизни вообще не удастся никогда. Все твои
"кого-то" навсегда в тебе.
Третий. Россия меняется, но твой сравнительный
анализ, с парой-тройкой десятков, виденных тобой
стран, подсказывает, что в твоей жизни и жизни
твоих детей и внуков, она так и останется странным
самобичующем и часто злым иноходцом. В этом
мусоре, неповторимости и ежедневном ужасе бытового
сравнения, ты остался мучительно сам. И здесь
необходимо, как в армии, опять прочитать первый
вывод.

Семь утра, светает. Завтра в это же время мы будем
уже в дороге. Предчувствие не близкого пути,
неспокойные верхние сны. Вчера опять кто-то из
знакомых, похлопав по плечу, попросил не
соскакивать с дневника. Уговорили - не буду.
Вернусь домой - продолжу. Привык я к нему, и ко
всем вам, меня и его читающих.

Раз в полгода чистить стол и рвать ненужные
черновики и бумаги; собираться в дорогу, зная о
ускорениях в конце, складываясь системно, быстро и
внимательно; учавствовать в соревнованиях по
футболу, теннису, разных; слушать заезжих джазовых
гастролёров... Возвращаться, приходить с новыми
силами на работу, работать... Вставать рано утром,
писать стихи, дневник, прозу... Открывать почту и
находить в ней отзывы, письма... Маленькие победы,
большие, честные... Нет, мне на самом деле, рано
складываться.Раз в полгода...

Вторая попытка дописать крупную прозу. Вторая
попытка открепиться от внутренней обязательности
ежедневного "выхода в люди" через
дневник. Он и время крадёт, и тем достойных не
осталось - так маета вокруг одной поэтизирующей
временами личности. Да и поэтический голод
поднакопился. Проблема только в том, что не люблю
отступать от начатого, а истина, как всегда,
где-то посередине...

Моя собака отказалась от еды в пользу кратковременного дневного
общения с хозяином.
Или мне показалось? Скорее всего она просто стала избирательней... к
пище. А хозяина ей не выбирать - он есть.

Зимой, в отсутствие достойного парка уборочных
машин, его узкие улочки превращаюся в сплошные
пробки. Горе зазевавшемуся или ненаполнившему
заранее бензином бак своего драндулета...
Весной ты сразу убеждаешься, что дорог в этом
Городе нет, не осталось. Сложившиеся как-то
улицы-направления, обозначают всё новые ловушки
путникам и автомобилистам. Ямы, колдобины,
бесконечные технологические траншеи появляются
неожиданно, но при этом ещё и надолго...
Летом, завешанные в воздуке мелкие частицы
песка, пыли, испражнений из всего живого и
неживого, превращаюся в непрекращающийся смок,
наполнют твои поры. Неумолимая жара намекает
каждому, что пора бы смыться отсюда в прохладу
дачных посёлков, на турбазы, а некоторым, и в
новенькие коттеджи, раскиданные большей частью
вверх на берегах большой полноводной реки. Чем
дальше, тем лучше. Летом твой Город реально
пустеет...
Осенью. Видимо осенью. Не обращая внимание на
обычную грязь, среди красно-желто-зелёных
каштанов. Когда молодёжь сопротивляется погоде в
лёгковесном своём лихачестве, а старики
возващаются по вечерам с остывающих дачь...
Всегда, и особенно осенью, я очень люблю этот
Город.