|
|
42+64
«…Will you still need me,
will you still feed me,
when J'm sixty four?»
The Beatles, «When I`m Sixty Four», 1966
Мне надоели мои сорок два...
Мне кажется,
что я всегда плохо относился к четным числам:
двойкам, четверкам, шестеркам...
Ну разве что десятка получше
и то-о-о...
Мне все меньше нравятся любые четные года
и двойные встречные полосы...
И все то, что касается соответствия и кратности
совершенной на первый взгляд цифры –
шестьдесят четыре...
Я извиняюсь перед названием одноименного журнала
и гармонии черно-белой шахматной доски,
за которую давно не садился.
Я извиняюсь за шестьдесят четыре сюжета,
которые явно не успеваю записать
точно и в подробностях...
Скорее всего моя не любовь на поверхности:
в шестьдесят четыре умер отец
и следом,
едва перескочив, как барьер, –
сам Князь Хвост*...
Только поэтому.
Хотя я могу ошибаться.
10.01.05 г.
---------------------------------------------------
* Алексей Львович Хвостенко (1940 - 2004)
|
СЕРЕДИНА НОЯБРЯ ВИСОКОСНОГО
Князю Ахому и его спутнице ЕH
посвящается
«Внутри собаки – жуть и мрак...»
А. Хвостенко
Ну и пиши романы, письма, дневники,
а ты потуги на... стихи?
— Нельзя никому не верить.
Не верить туману — глупо!
Что-то случилось? Новые трупы?
— Труппа моя распалась,
каждый, наполненный пустотой,
поплелся или побежал
(право же, факторы энергетической окраски не существенны) за некую стену — домой.
Хвостику шестьдесят четыре (почтенный возраст), если разобрать все по полкам — сотка, а мне сорок два (шестьдесят, значит), попробую — не вынося бахвальства! — рассказать о своей удаче. Хвостику шестьдесят четыре, он сбежал ненадолго от слетевшегося ручейками в компанию схода-сброда, от пустоты под водку и бутерброды. И, собственно, ничего не происходит, но мы оторвались и выпиваем вино из Парижа. Он слушает мои стихи о волжском мае. Мы там были вместе и потому можем даже не читать. Мне кажется, мы и так многое понимаем... через опущенную им мне на запястье усталую, твердую, столетнюю руку. Жалко, что нам сегодня мешают и часто кричат в ухо. Он и так слышит, он живой... Ах, это было в начале. Что со мной?
— Не пиши о Боге, о смерти
и о глупой своей любви...
Ты мне уже обещал!
— Губы мои дрожат в непонимании.
Неужели я рюхнулся в рамки заранее.
В пьяном угаре или во сне,
я все равно расскажу о весне.
Художник отзвонился. Он живет теперь в Барселоне. Куплено много краски, а значит, весною кони расстояний понесут нас в путь. Художник одновременно со мною успевает хлебнуть красного молодого вина. История — не тюрьма.
Самый старший из нас
был моложе нас всех,
самый ловкий из нас
обожал только грех.
И не каждый из нас
с раскаяньем,
и не каждый из нас
покаянный...
Пьяный угар редко кому идет. Стоять у закрытой двери, кричать: «Да вы что, ох...ели. Я битую жизнь готовился, а теперь отпирайте двери». Тишина. Затаились, не отвечают. Сказали бы хоть, что не знают такого поэта больного. Или не хотят знать?! Некогда понимать — время уплотнило мысли в стакане. Мани не имеют значения, эквивалентного поиску отмычки. А когда ты наконец-то с трудом ее приоткрываешь, то неожиданно понимаешь, что нет там никого за дверью. Вот и верь Им! Везде сплошная пустота. Да-а-а?
Попытался не вмешиваться
в процесс перемещения теннисного мячика.
Не смог, мешаю энергетическими качками,
криками из глубины, из своей преисподней...
Мужики растерялись — финальные сходни.
Оказывается, определяющие не только играющие...
Какая простота — теннисный стол,
почти запрограммированные движения,
есть, однако, сомнения,
есть...
Умение соединять цветы в букет определяет уровень продвижения аранжировщика флоры. Какие названия! Впору подсказать, что отсутствие зрителей не предполагает снижение градуса джаза. Джаз или не играют, или — до отказа. Зараза-девушка, сидящая рядом со мной, не торопись, не делай выводов. Стой...
Невозможно слушать джаз дня,
не обнимая тебя...
Обнимая тебя —
джаз становится для...
Опознали меня случайно, по остаточным внешним сходствам. Твои губы — необычайны. Твои мысли — ближе к уродству. Я по дурости не согласился — передам приветы потом. Строчки мои не тают, но я их сам и сжигаю, как тогда сжигали с Хвостом...
Ночью пойдет снег.
Ночью наступит зима.
Не насколько права, а на...
На — подержись, мой сын, за плечо отца,
на — продолжение моего «на»,
на — испепеляющее и отрезвляющее,
на — подбирайте слова.
Осенью в зиму — на!
15 — 22.11.04 г.
ЧУЖОЙ МОБИЛЬНИК
Я думаю, что жить с мобильным телефоном
ушедшего от нас, опасно и грешно.
Вот друг ему набрал, а он реально — помер,
ты мучаешь слова, цепляешься за дно...
Ты пробуешь сменить для всех автоответчик,
а длинный список лиц, как выкрики в окно.
Ты фотки уберешь, и здесь я не советчик:
вдруг выпадет она — такое вот кино.
А ночью в жар и пот звонком из преисподней:
да, номер это мой, да номер этот — твой.
Мы все давно стоим на трапах и на сходнях
а ты уже сошел, тебе — разрешено
включать свой диктофон и возращать музыки:
куда бы ни листал — там колокольный звон!
Как рыцарю кинжал, до трех горстей подкиньте
заряженный,
в чехле,
мобильный телефон.
25.12.04 г.
|
|
ЗИМНИЙ ВЕНОК
Алексею Львовичу Хвостенко
я головою на Есенинский бульвар
я на кровати друга и поэта
снег безобразно-белый, сон – кошмар
во сне, сквозь снег совсем не видно света
в одном московсом морге белый Хвост
сутулый седой дедушка, уставший
он знал, что есть рифмовка о погост
он много знал, он видевший, бывалый
рубашку белую, фрак, бабочку надев
он приготовился на свадьбу,
он – на свадьбу
а мы инертно продолжаем бег
«Зажгите свечи в пустом зале, братья!»
2 – 21.12.2004 г.
ДОИГРОВКA ПРЕДЧУВСТВИЙ,
ИЛИ ОПАСНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ С ПРИСТАВКОЙ
Предчувствие беды,
предчувствие войны,
предощущение,
что ты не сможешь ничего понять
опять...
Предтеча больших рек,
предзимний человек
над предыдущими столетьями
висящий....
Пред... с красками Шагал,
пред выездом – аврал,
и я по улице не пред,
а уходящий...
17.12.04 г.
СТОЛЕТНЯЯ
Снег заметает медленно Канаду,
дома, машины и мою браваду
жить там, где нравится,
ходить свободным строем.
Во мне зимою нет того героя,
способного крушить в округе лед.
Моя судьба еще разок вильнет
и кончится котом, диваном, домом.
И, кажется, не надо по-другому...
12 – 13.12.04 г.
БОЛОТНАЯ
в попытке и не думать ни о чем
и замереть в начальной первой части
перетерпеть болезни и ненастья
пока тебя сжирает водоем
и без рывков ты с каждым годом ниже
опомнившись, ты понимаешь ближе
святые истины и дальний окоем
недостижимого большого горизонта
схватить-то не за что.
«Эй, для какого понта!»,–
сказал мне друг,
ушедший прошлым днем...
16.12.04 г.
РИЧМОНДХИЛЛОВСКАЯ ЗИМНЯЯ
И. Мондрус
по совместительству – водителем в Канаде
вожу семью в машине по хайвеям
в длиннотах ни о чем не сожалея
не думая на время о зарплате
вникая в музыку любую
в бензопаке
вот-вот истает топливо –
бензин
гореть в моторе
длинных
нудных
зим
18.12.04 г.
ПО РАЗНЫМ СТОРОНАМ ГОРЫ
парад придуманный за списком бытия
код возвернувшийся с вершины
все так просто
есть я и параллельно жизнь моя
скуластая
потертая погостом
отца ушедшего
и нескольких друзей
в моем сознании
лежащих молча
рядом
известий мало
как и нет вестей
за той горой
хохочут до упада
хохочут все!
и в этом тоже смысл
достаточный,
но в сущности девиз
не для меня
в решетках бытия
не для меня
как жаль:
«Не для меня!»
15.12.04 г.
|
|
МИФ
переключенье скоростей
сцепленья
в сознанье недоступные вначале
миллениум казался полным бредом
и старостью –
мы слов таких не знали
в семидесятых
и немного позже
мы кувыркались
под советские зажимы
нам надоели на экранах рожи
но кажется поехали
режимы
но «кажется» зависло
так надолго,
что времени не стало
прижиматься
нам повезло
что рядом была Волга
с которой я
так и не смог
расстаться
а все равно ведь где,
когда есть скорость
когда есть скорость,
то значенье не имеет
хотя беда –
в нагрузку с нами совесть
на скорости не видимы паденья
там за спиной
поломанные
в грязи
упавшие
не вставшие
другие
а от всего
таблеточка «экстази»
и миф о том,
что велика Россия.
20.12.04 г.
|
|
РАЗОГНАВШИСЬ ПО ХОДУ
мы поколение
подбитое по ходу
из нигилизма юности
на кухнях
в такую драку,
что не зная брода
пропали многие
мы – пошли в атаку
бежали спринт с высокого
и дальше
еще раз спринт, еще...
и круче, круче...
через года
не перекиснуть в фальше
великости
лишь продолжая мучить
в себе себя
в конце произнеся:
«Нам повезло,
что шли мы,
где нельзя...»
22.12.04 г
ТОСКА В ТОРОНТО
мы лишь поддерживаем жизнь…
мы ограничили движенья
и в наших окнах отраженье
других домов
по окнам слизь
потоками
так мало солнца
пора на выход,
оборонцы,
мы лишь поддерживаем жизнь
пытаясь бегать и летать
к лежащему в даль горизонту
мучительно
тоска в Торонто
тоска везде
бездумно ждать
повторы
вспоминать начала
поглядывая на причалы
и время дохлое считать
ползущее без ускоренья
упав
до самоуниженья
мы лишь поддерживаем жизнь....
23.12.04 г.
ПОХМЕЛЬНАЯ ЛИДЕРА
Лекарство по утрам –
стакан крутого кофе,
рассольчика, омлет,
второй и третий душ.
Так гадостно внутри,
но ты настолько профи:
два пальца из пяти
и вновь почти что муж...
Ты вечером вчера
зачем себя не видел?
Ты смешивал коньяк и водку,
и вино.
А смысла так и нет.
Какой ты, к черту, лидер –
ответственный стократ,
ответственный давно...
Но ты берешь шинель
и вместей с ней гитару.
И путь твой так далек,
что вряд ли кто поймет.
Ты пил вчера вино
и прожил день не даром,
пытаясь удержать
подбитый вертолет...
24.12.04 г.
|
|
ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР
С МОЛОДЫМ ПИСАТЕЛЕМ
– Писатель, исписав чернила – исписатель?
– Шахтер на лифте вверх становится добрей?
Вопросом на вопрос, мой молодой приятель,
а все ответы там – на широте полей...
Для нас с тобой – для нас,
а морякам – за морем
неважно за каким, неважно – сколько раз.
Мы спорим ни о чем, но правильно, что спорим:
треп шевелит мозги. Все решено до нас
давным-давным давно.
И что теперь не браться?
Шахтеров труд важней – они дают тепло.
Актерам тоже «в лом» порою улыбаться,
но раз такая роль – смеются все равно.
А если леса жаль, то умоляю, в планах
у лесорубов – лес и их не убедить,
что писаны слова на бересте, на скалах,
до нас давным-давно они пришли рубить...
26.12.04 г.
|
|
ВТОРОЙ РАЗГОВОР
С МОЛОДЫМ ПИСАТЕЛЕМ
– А разницы-то нет, мой молодой приятель:
я – прожил свою жизнь, ты – начал свою жизнь.
И всякий раз один по пустоши искатель
большой своей души, прохожим улыбнись...
– Но ты же видел мир и знаешь столько...
– Что же?
– С тобою столько тем, историй, судеб... Ты...
– Есть разница одна: мне дольше все итожить,
но делать это нам не следует, увы...
Как только ты начнешь считать свои награды
и раны от боев, количество потерь,
останется ходить на памяти парады,
и вряд ли ты найдешь повторно эту дверь...
– Но выход-то куда? И для чего?
– Не думай!
Таких, как ты, как я в истории Земли...
И каждый раз слова становятся не суммой.
И в пустоши всегда есть золотые дни...
28.12.04 г.
|
|
ТРЕТИЙ И ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР
С МОЛОДЫМ ПИСАТЕЛЕМ
– Я так ее любил.
Я говорил в сметенье
красивые слова,
с цветами приходил
всегда, всегда, всегда...
А ближе к дню рожденья
ее,
я срисовал с небес такой верлибр!
– И что ж?
– Все пронеслось,
любовь слепа и глуха,
и все мои слова распались просто так...
– Любовь легка, юна.
Ей лучше быть старухой,
сумевшей сохранить сознание и страх...
– Страх не живет в любви!
Вы говорите ново,
но страх моей любви не тронет.
Никогда!
Я так ее любил, я – подарил ей слово,
а мог бы жизнь отдать –
и ждать на облаках...
– А как же твой верлибр?
Где он? Что с нашим делом?
– Да сжег я тот верлибр... великий.
Наплевать!
Я так ее любил
и был безумно-смелым...
– Вот именно теперь
ты и готов писать.
28.12.04 г.
|
|
Попытка размышления с поэтом Игорем
Алексеевым по случаю приближающегося
Нового 2005 года через океан
Ты пишешь хорошо, иначе. Много пишешь.
Возможно среди строк есть мысли на века!
К снаряду пал снаряд, из блиндажа я вижу –
в дыму за строем строй идут на нас полка.
И выяснилось что? Писателей – как грязи,
прошедших кто артель литвузов, кто цеха.
А то, что стих живуч и сам собой прекрасен,
мы знаем сколько лет? Как встали у станка.
В поэзии давно есть улицы, деревни.
Я думаю, что есть красавцы-города.
Нас мало кто читал, наш строй растет и крепнет.
И это хорошо. Ответь мне Игорь: «Да!»
Итак – пишите все! Нас вряд ли кто услышит,
но дело наше – всем, не думая, что – нам.
Мы будем продолжать, не пригибаясь ниже.
Ты мне писал стихи. И я свои отдам...
Мы укрепим окоп и выкурим сигару.
Ты видишь, есть друзья, а значит есть враги.
И мы пошли с тобой, как на войну, не даром.
И впереди всегда есть встречи у реки...
29.12.04 г.
|
|
ПЛЮС-МИНУС СТО ПРИ РАЗНИЦЕ
ВОСЕМЬ ЧАСОВ ЗИМОЮ
Звоночек по утрам: «Ну как денек свой прожил?»
«Он канул насовсем, как под водою груз...
Я много раз хотел напомнить – что хороший
еще наступит день, и я к тебе вернусь.
По нашим временам, где в небе самолеты,
а в море – корабли, копьютеры легко
поддерживают связь, надежды... Где ты? Что ты?
А лет так через сто? А лет так эдак сто?!..»
«А лет так через сто – мы так с тобой не жили б,
но если помечтать, что там и ты, и я...»
«Так странно, но одни и те же в море мили,
и круглый синий шар с исчезновеньем дня...»
А мне все невпопад сейчас, под нашим солнцем,
печалиться и ждать пока ты далеко...
Закончив разговор, я посмотрел в оконце:
там скрюченный старик дописывал письмо...
27.12.04 г.
|
|
РАЗМЫШЛЕНИЕ ПОД ЁЛКОЙ
Так годы проживешь
и: «ничего не понял».
Все так же дождь идет,
все так же снег летит.
Ты открываешь вдруг,
что горе и не горе.
И стоит продолжать
пока есть аппетит.
Ты думаешь с утра:
«Ну в чем тогда не прав я?
Я снова в этот год
так выдал на гора...
Я думаю про нас,
я имя наше славлю.
Прости, но я пойду.
Прости, но мне пора.
Конечно, лечь котом,
с беспечною улыбкой,
писателем на дно:
и что я не писак?!»
Так жизнь и проживешь,
не вычислив ошибку.
Я пролетел опять,
желающий всем благ!
31.12.04 г.
|
|
ПО ИТОГАМ ВИСОКОСНОГО
Теперь над нами и
бесславие Беслана
А Рождеством не пахнет –
такой был страшный год.
И гибли всюду люди,
и русский гиб народ
в метро, в Беслане, в море,
поехав отдохнуть...
Все умножалось горе,
все обнажалась суть.
Но мы не понимаем:
не вечен шанс,
пока мы нацией включаем
Ивана-дурака.
Мы травим анекдоты,
чихаем на страну,
где все воруют что-то,
где все в своем плену.
Зачем же мы такие?
Как странно мы живем!
По матушке – России
без-весельно плывем...
Война ей и не в тягость,
смертей ей и не счесть.
Под старым новым флагом
Россию не прочесть.
Понять ее «не можно».
С похмелья – все болит.
Ну что ж, и мой с ней прожит...
Я, лично, не убит!
30.12.04 г.
|
|
НОВОГОДНЕЕ
в промежутках между снежинками
есть длинноты о выдержке времени
в промежутках между снежинками
робко бьются твои ударения
на руке бесконечной и маленькой
не транжирьте себя под итогами
пусть ложаться на окна кристаллики
светло-зимние между строками
в вертикальности и песнопении
в небо звездное заметелит сказ
продолжает снежить сожаление
что еще один год покинул нас
и мы в полночь такие детские
снег ложится, красавиц касания
что ж зашлите любые приветствия
по вселенскому расписанию
|
|
БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ
Если рыцарь белый, то он – белый.
Не зеленый, не красный, не другой...
Конечно, есть оттенки, интонации,
временные непоследовательности...
Все люди устают...
Но белый – априори белый.
А рыцарь – рыцарь!
Предназначение состоялось до нас
и не нами.
Зеркалу бессмысленно лгать
в итоге...
Извини, но я повторяюсь,
что камень – камень,
ключевой родник – родник,
а зеркало отражает не только сегодня.
При внимательном расмотрении –
там на поверхности,
на стыке
лежит правда.
И не так важен угол зрения,
как желание всмотреться...
Белый рыцарь – белый!
И все.
01.01.05 г.
|
оглавление