Осенний этюд  

О.Р. 

«Меня любят толстые юноши около
сорока…» 
 В. Полозкова              
             
 я не понимаю девушек в сорок пять 
 которые просят меня лечь в кровать 
 которые ищут в себе меня 
 вчерашнего дня 

 я не уважаю пигалиц в двадцать лет 
 которые думаю, что у меня есть какой-то
секрет 
 как подниматься 
 как жить, как воспроизводить «бабло» 
 или ластятся, мол - блин, тебе повезло 
 в мире, в котором каждый – никто 

 а я без утайки люблю тебя одну 
 и рад, что задержался надолго в плену 
 я – американский разведчик, 
 пойманный во-вьетнамских лесах 
 то ли время есть, то ли время - страх 
 а смешное голое чувство – какое-то дно 
 дотерпеть до звезды 
 раскричаться в темно… 

 ты ушла, и везде разбросала поле свое 
 ты вернешься и, значит, мы вместе споем






Уговорка                
             
 мне кажется, что я больше ничего не успею 
 и скоро умру 
 такая хандра свойственна мне поутру 
 в начале осени 
 и в самые холода 
 мне кажется, если ничего не произносить 
 то может случиться беда 
 хотя просто от слов ничего не меняется 
 например: везет, тем, кто везет, 
 время – материя, за четом идет нечет 

 не лезь в заумь, тащи воз сам 
 живи по упрощенным схемам 
 везет легкокрылым повесам 
 а не таким дуракам 
 у которых в башке всякий хлам 
 которые ночью ныряют в темные массы глубин 

 и ходят босиком по комнатам 
 но пока жив – ты не исправим







После спектакля                
             
 В уездном городе поставлен «Ревизор» - 
 немного переделанный, но тот же. 
 Два века прочь, но тянется позор - 
 нам бы казаться, а не статься, строже. 

 Иными! Но нам свойственно терпеть, 
 здесь мы сумели приспособиться к понятьям: 
 тоску снимая пить, фальшиво петь, 
 и принимать подножки за объятья. 

 В уездном городе все рядом - далеко. 
 Святую честь и совершенство мира 
 в глазок увидеть трудно, нелегко. 
 К тому же пахнет гарью и сортиром... 

 В уездном городе не ведают стыда. 
 Распределительная сила в виде взятки. 
 Оброк и дань – все та же ерунда. 
 Названья новые, но прежние порядки. 

 А мы, актеришки, готовы вам сказать, 
 что вся империя пропитана зловоньем. 
 И лишь неясно почему, как знать 
 не тонет, а злорадствует с любовью?