Время кричит гуттаперчевым горлом.
 Каждый падет, но сыграем свободно
                                  блиц.
 И не преклоним своих поясниц. 
              
           

ИЗ ПЕТРОВЫХ ВРЕМЕН

Снега в сентябре.
Сиротство и сырость.
Ботфорты сносились
И пот на челе.

Снега начались.
Подводим итоги:
Промёрзшие ноги,
Усталая рысь.

Да где же бивак?
Да выдержит ль сердце?
Спросить бы минхерца.
А спросишь - 
 	молись!

Россия встаёт,
Европа взирает.
И пуля играет,
И штык не берёт.

И каждый из нас
Надеется вроде
Не сдохнуть в болоте,
Продраться сквозь слизь.

А если не мы?
То будут другие.
И будет в России
Прекрасная жизнь!

 Март 1987 г.

ПАМЯТЬ ОТЦОВ

Мне ночью снился шумный Смольный,
Где сутки - полный трудодень.
И Ленин, вспомнивший невольно:
"Коммуне - семь десятков дней".

Взошли сутулые поэты
И пили без прикуски чай.
С их слов
	с тех пор	
		стригут монеты
Воспоминаний...
		невзначай.

Кричали делегаты съездов,
И дипломаты ждали виз.
Царей меняли у подъездов - 
Барыга, рвач и карьерист.

Пришел усталый Тухачевский:
"Как защитить страну,
			не жизнь?" 
Его спеша прикончит летом 
Самоуверенная слизь.

И так входили, выходили,
Вопросы ставили скользя.
И никого не осудили,
Лишь молча плакали в себя.

 17 августа 1986г.

СТРАХ

Из прочих зол я выбираю - 
				кофе.
	
И одиночество под белою Луной.
		
Мне ненавистен выродок - Иосиф.
		
Но больше страх,
		что властвует над мной.

Случайности, сомненья,
			грусть и осень
Обогатят упругое перо.
Мальчишество перекочует в проседь.
Но есть табу - 
		безвольное зеро.

Куплю машину -
		в скорости добавлю.
Осмелюсь встать и выйти.
Вслух сказать.
Пытливо думать,
		познавать заставлю
В себе себя.
		Как генам навязать
Простор, безумство,
		поиски свободы,
Голубизну над пропастью судьбы.
А ноги ищут брода,
			руки воду.
А сердце страха:
		"Рано.
			Нет.
				Не ты".

Апрель1989г

СЮЖЕТ

Мне стало плохо в самолете.
	В болтанке Бога помянув,
		Я блеванул в проход на взлете,
			Лишь на земле в себя вздохнув.

О слабости писать ущербно.
	Я бы не стал,
			но был момент - 
		Газетой с речью президента
			Стюард накрыла мой презент.

Случилось так - 
		никто не сброшен
	И не поставлен у стены.
Не знаю, как насчет пророчеств,
	А это важно для страны.

 16 марта 1989г.

СТУКАЧ ХОРОШИЙ

О. если б знать судьбу вчера,
И видеть ложь сквозь призму лба.
Меня б не тронули слова,
Что ты - стукач хороший.

Мы были больше, чем в ладах.
Сухарь делили и табак.
Ты не волынил на трудах
И был - 
	стукач хороший.

Ты даже песни с нами пел,
Ты даже чуточку хрипел.
И пиво пил,
	 и песни пел.
И был стукач хороший.

Да развенчай меня под прах
Точеной мыслью.
		На ножах!
Но не ход со мной в друзьях!
Нам нечего итожить.

Я ненавижу суть твою.
За страх в крови,
		за "жизнь в бою".
За бесхребетность - 
		 в тень луплю!
Ты - мразь!.. стукач хороший.

Март 1989г.

ПОЧЕМУ
             
 А. Тарковскому, Ю. Любимову
Титаны покидают отчий дом.
Что ждёт их - 
 	слава, вотчина, обитель?
Печально, мастер мучился трудом,
Пытался, мог,
 	но более увидел.


Зверь в клетке шерсть теряет
 	и чутьё.
Взял шанс - и в лес.
 	Увы, чужой и старый.
Не меньше и не лучше вороньё.
И на душе бездонно и ветшало.


Перегореть, уняться - 
 	выше сил.
Запястья ноют, словно на них раны.
Забыть - не помнить,
 	тлеть, горя - не жить.
Разменивают совесть,
 	а не страны.


Сомнения и горечь на устах.
Теряя голос, выше отреченья
Мне музыка, рождённая на страх
Столпам,
 	лелеющим бразды самовнушенья.
Бегу.
 	По следу гончая несётся
Кусить по обречённости вольером. 
За мною музыка полей вернётся
Убить тоскою.
 	Но я встал к барьеру!


Ещё разок,
 	ещё разок.
 		Сначала.
Расставим паузы,
 	над "i" поставим точки.
В борьбе рождалась,
 	в муках зазвучала
Награда за последние денёчки.


Титаны покидают отчий дом.
Судить не вправе,
 	осужденье просто.
Печально:
 	мастер мучился трудом.
Не докричаться.
 	Сделан ход.
 		Уж поздно.

Февраль 1984 г.

ИСТИНА

Ну вот, проехали.
		Семьдесят лет.
Жизнь,
	по нашим канонам,
			старца.
Выводов масса.
		Итогов нет.
Ну, на какой документ сослаться?

Мы из надумали миллион.
Под соус идей пало пол-России.
Кто?
 Вслушайтесь!
		Слышите?
			Кто?
Верит в порывы в бумагах благие?

Вас развернуло - 
		на прошлое чхать!
Раз - переделаем,
		два - залютуем.
Галстучком к горлышку тянется власть.
Ради нее мать бы принял иную.

И не слова нашей бедной Руси...
Речи пустые взывают к отпору.
Новых бездарных царьков пронеси.
Ширмочка партии - право к разору.

За словоблудьем промчались года.
Вас не тошнит от бессмысленных споров?
Бьются экспрессы, тонут суда.
Память - 
	ГУЛАГа страшные взоры.

Несовместимо - 
		ужас и взлет.
Мир нам идею вновь надиктует:
От естества возникает полет.
Истина есть, но не ловится всуе.

Истина?
	Истина спорна всегда.
Через года мы находим сравненья.
Семьдесят лет - 
		старт извне в никуда
С удалью русскою...
		 и неуменьем.

Осень 87/89г

ВОЗВРАЩЕНИЕ
  
 О. Янковскому

Не о том я хотел.
		Не о том,
			что повторы немыслимы,
что все новое в прежних усердных умах сгорело уже.
Возвращение требует сил - 
			как открытие истины.
Дом родимый - 
		холодный глоток на крутом вираже.

Но за сим мы плескались в твоих мелководьях,
			          голубушка-Волга,
Пели песни
	и в тайне искали владенья свои,
Чтоб полночному другу ответить:
				 "Дорога так долга,
Что и годы и горе
		давно позабылись твои".

Нет, не так!
     Я мальчишкой вникал и горланил алфавиты сцены.
Осмелев, вытанцовывал на тротуарах
				и на столах.
И когда несравненный князь Мышкин
			 стал лить на Рогожина пену,
Кто-то тихо вошел,
		и зарыскал в гнилых волосах.

Вы хулили худого мальчишку:
			 "Куда тебе, право?
Непоседливость шутку дурную сыграет еще".
Я вернулся,
	 готовый вам соли отсыпать от славы.
Я тогда еще мукам и счастью подставил плечо.

Вам не кажется странным,
		    пиджак одеваю и вторю - учиться,
И вхожу в состоянье,
		 брожу по великой его глубине.
Говорите - везло?
		Ниспадали и роли, и лица.
Ниспадали и ночи... с вопросами наедине.

Бесконечной клоакой
		вопросы, запросы, записки.
 И пора отвечать на табу всемирное:
				 "Быть иль не быть?"
Кто там право берет?
		И печатает черные списки
На судьбу, на друзей.
		Кто там право берет обвинить?

Я люблю возвращаться.
         	     Затянет отстойное марево города.
В бездыханности жгучей дрожат над зеленой водою мосты.
И по паркам родимым вот-вот засосет,
				 как от голода.
Как прекрасны здесь грозы.
			Как помыслы в детстве чисты.

Не о том!
	Я вернулся под ночь, когда падают зрелые вишни,
Когда небо пронзает великий локатор - Луна,
Когда хочется выкрикнуть: "Дома я, дома,
					не лишний!"
Но теченье не ждет,
		 и вновь не стоит глубина.

19 июля 1984г.

СТАРИК

Скоро 
   полночь запросит для самых усталых летальную музыку.
						  Скоро.
Город встанет в ночи,
		задумавшись, вымрут дома.
Старик вынесет ссохшееся тело на угол балкона
и увидит, 
	как звезды ласкает и чистит трава.

Он увидит, готовых к падению,
				абрезы листьев,
он услышит деревьев касанья 
и их разговор,
Он припомнит друзей в своей скромной,
					обыденной жизни.
Он подумает:
	 "Время, как старый испытанный вор,

всегда входит внезапно,
			проверив доподлинно сети.
Неожиданно схватит.
		И старый, с отдышкой попался карась".
Мол, вы были суфлером в дешевенькой оперетте
под названием "Жизнь" …
			которая не удалась.

Раз тебе показалось, что рано.
				Ты, кажется, думал:
"Все опять повторится,
			и небо хлебнешь через край".
Ты прошел повороты,
			ты истины все перепутал,
и теперь хоть грусти, хоть молчи,
				но и зимы считай!

Видят сны молодые,
		есть счастье по мирному храпу.
Им существенно, право,
			что ныне не выиграл "Спартак".
Им доступны надежды,
			и им пободаться за славу.
Кто ты, чтобы сказать им, что дело - увы 
					и не так?

Кто ты,
	если весь путь вдоль балкона?
				      Не дале балкона.
И пора по друзьям:
		не листья поют - соловьи.
Кто ты?
	Только частица закона,
				давно вне закона.
Ржут надрывно такси,
			как будто судьбу повезли.

8 сентября 1984г.

СТЕНОЛАЗ

Фаланги пальцев,
		кончики стоп.
Гирями тело
		и изнемог.
Мне ДЖОМЛУНГМА пятый этаж.
Пользуйтесь лифтами!
			На абордаж!

Как исступленный, движенья точил.
В плоскость небесную - душу вложил.
Вам же не ведом ажиотаж
по вертикали!
		На абордаж!

Вор?
	Соглядатай?
			Рак на стене?
Риск на микроны.
		Нервы в струне.
Женка вчера завернула в вираж
к другу - не другу!
		На абордаж!


	Я расплюснутая сила,
дух нейтральных темных вод,
	мне стена не изменила,
и не изменил восход.
	О, примите в други стены.
Вас тянули люди вверх.
	А на крыше только небо
и за крышей мой успех.
	Безымянные восходы
под синеющую высь.
	Связь безумия с свободой.
Грань.
	На грани удержись!
	Пятака не стоит ставить
за мою лихую жизнь.
	Только вверх.
			Захочешь падать - 
раз… случайно… оглянись.

Зубы стиснул, 
 ползу выше.
Гордец,
	впавший в странный раж.
Каждому свое.
		Мой смысл - 
только верх.
		На абордаж!

19 марта 1984 г.

МОЛИТВА В МОРЕ

Носом в небо,
	 а после
даже боцмана рвет.
Выжить, Господи,
		выжить!
Остальное придет!

Мы не пали под пулей,
не сгорели в огне.
Мы немало хлебнули
крови
	в терпком вине.

Продубленные.
		С каждым
пайка рук и широт.
Ах,
 как маются мачты,
но скорлупка плывет!

Если встать не придется,
и наклонно-мертва
палуба пронесется,
как ты будешь тогда?

Ты закутала мальчиков,
дышит лампа в окно.
Дерзость этих авральчиков
мне узнать не дано.

Ты проходишь по краю
и в ночи голосишь:
"Все вам волны прощаю, 
но не трогайте лишь

странника.
	 Обреченно
порт пристремил моря.
Что же ты, нареченный,
в синь ушел от меня?

Что за тяга такая
в сетях воду мутить?
Смилуй, сила морская,
не бери его жизнь..."

Море слабых не любит,
море чаек поит.
Доброту не задует,
и тоску исцелит.

Не сломайте их волны,
подарите восход.
Возвратите из ада,
остальное придет!

Зима/осень 1984г.

ИСПОВЕДЬ МУЗЫКАНТА

Волью в себя.
		А там уже не видно
запавших глаз,
		полубольные лица.
И до утра мне жить не так обидно,
а поутру я начинаю злиться.

Тоска по небесам меня сжимала,
теперь болезнь корявая по телу.
Кому обязан?
		Жизни без начала?
Как жаль,
	что больше не предаться делу.

Ведь начинать с исходной - просто глупо.
И кто меня
	 куда
		теперь
			подпустит?
Это в Италии через неделю - Пупо.
У нас как пела Пьеха, 
так и будет.

Боюсь, что истолкуюсь я превратно.
Сам падал,
	мне под дых размах не били.
Но сам, пожалуй, не могу обратно.
Ах, как хотел я,
		чтоб меня любили!

Мне в детстве часто,
		вкрадчиво
			и внятно
твердили: "Хочешь первым - 
			будешь первым".
А было кроме услыхать занятно,
что будет много каверзы и скверны.

Прошу тебя - 
		не сахари детишек.
Я вам бельмо, но не навечно, вроде.
Вместо излишков - 
		больше лучших книжек.
Они поймут,
		у них это в природе.

Терпеть бессмысленно,
		Прости, сломался рано.
Толкуй се просто: спился
			и был пьяным.
Привет друзьям,
		березе в огороде.
Привет судьбе
		красивой,
			без изъяна.

Янв./февр. 1986г.