***

Уходят рельсы в злую даль.
Холодный хмурый блеск.
И, кажется, я на года
В тоску железа влез.
И, кажется, мне не уйти!
Скрипит угрозой сталь.
Тяжёлый, поперёк пути
Я неподвижно встал.
Щемящая стальная грусть,
Проникшая везде.
Не страшен мне зловещий хруст
Ломаемых костей.
Меня сгибают, режут, мнут,
Не изменясь в лице,
Стою, стою года минут
Невозмутимо цел.
Колёса плачут, страшен рыд
Рыдающих колёс!
«Уйди с дороги!» – говорит 
Грохочущий колосс.
Я рад уйти, но не уйду:
Мне некуда идти.
Стою в тоске железных дум
Я поперёк пути.

              15.04.1939г., Саратов


     Стой насмерть!


Товарищ, Родина в крови!
За дело честное и правое
Стой насмерть – и останови
Орду немецкую кровавую!
Запомни: если рубежа
Не отстоял полоску узкую –
Не отстоял от грабежа 
Родной народ, Отчизну русскую!
И если бросил ты окоп
Или тебя позорно выбили
И ты бежал, спасая лоб,
То кто ж укроет от погибели
Твою стареющую мать –
Лишь на тебя она надеется.
Сумеет сын врага прогнать –
Одним душа старухи греется.
А ты пути в родимый дом
Не преградил фашистской гадине!
Отца зароет гад живьём,
Повесит мать на перекладине!
Найдёт любимую фашист,
На землю свалит оголённую
Под дикий хохот, гам и свист
И опозорит всей колонною!
Всё превратит в сплошной костёр,
Одних погонит прямо в полымя,
Других же братьев и сестёр	
Погонит босыми и голыми
Распродавать как вьючный скот!
Боец, ты слышишь их рыданья?
Скажи же, кто потом найдёт
Тебе за это оправданье,
Если в родные города
Вползут чудовищные гадины?
Зачем же Родиной тогда
Тебе ружьё с гранатой дадены?!
Зачем твой штык отец ковал,
Зачем его острила милая?
Затем, чтоб немец ликовал,
Всё истребляя и насилуя!
Затем, чтоб на земле твоей,
В краю родимом страшно высились,
качая в петлях матерей,
Десятки тысяч чёрных виселиц!
Смотри: ещё идёт подлец,
Свой каждый шаг в крови печатая.
Так бей без промаха, боец,
Коли штыком, рази гранатою!
В горячей схватке впереди
За дело честное и правое
Стой насмерть, стой и победи
Орду немецкую кровавую!

              1942г., Западный фронт


             ***

Свисток прощальный засвистит,
И на оставленном перроне
Никто о мне не загрустит,
Слезы прощальной не уронит.
Никто не сникнет головой,
Моей судьбою беспокоясь,
И торопливо-деловой
Меня помчит куда-то поезд.
Куда? Неведомо куда.
До очередной пересадки,
Где кипячёная вода,
Билет – и снова всё в порядке.
Опять угрюмый стук колёс
Да паровоза свист капризный.
И, не жалея папирос,
Я философствую о жизни.

              1943г.


             ***

Там, за окнами, где-то она.
Я один в своей тёмной каморке
После порции злого вина
Догрызаю вчерашние корки.
Там, за окнами, кто-то поёт,
Нежный голос кого-то торопит.
Ничего, что я снова не тот.
Ничего, что я дьяволу пропит.
Мне не выпало доли иной.
Где бы я, её алча, ни плавал,
Он один не побрезговал мной,
Жуткоокий хохочущий дьявол!
Он один в мои боли проник
И, другого в руках не имея,
В самый страшный, чудовищный миг
Подарил мне зелёного змея.
И, пока не бесчувственно пьян,
Забывая про небо и землю,
Этой мерзостной жижи стакан
За него я любовно подъемлю.
Поскорее же впалую грудь
Заливай, огневая отрава!
Никому не дано разомкнуть
Беспощадные кольца удава.
Ничего мне не надо теперь.
Пусть весна улыбается где-то –
Не открою тяжёлую дверь,
До конца моя песенка спета.

              1946-47г.г., Саратов.


             ***

Что со мной будет – не знаю.
Так же ль тупа и груба
Тёмная, дикая, злая
Путь мой обрежет судьба.
Знаю, что я нехороший,
Только не хуже других, 
Тех, кто целует в погожий
Вечер подруг дорогих,
Тех, кто о счастье мечтает,
Всех, кто его получил.
Жизнь моя так догорает,
Кажется, что и не жил.
Кто-то другой народился
В тёмном двадцатом году,
Отвоевал и добился
Лучшего места в аду.
Кто-то другой, этот страшный,
Душу пропивший субъект,
День проклиная вчерашний,
Завтрашних чертит проект.
Что ещё будет – не знаю.
Так же ль тупа и груба
Тёмная, дикая, злая
Путь мой обрежет судьба.
Или ещё озарится
Солнцем и мой небосвод?
Сказочная царица
Пусть не выходит из вод,
Но, побранив за проклятья
И приказав: «Извинись!»
В нежные примет объятья
Жизнь. Настоящая ЖИЗНЬ.

              03.01.1962г., Саратов.


             ***

Он не дружил с громами славы,
Предпочитая тот приют,
Где слушать мог, как всходят травы,
Лесные сумерки поют,
И про весенний птичий гомон,
И, как по льдинкам разлито,
Искрится солнце – обо всём он
Умел поведать, как никто.
Не доверяя правде куцей,
Он, грешен, так и не успел,
Ничьих прославить конституций:
Три революции воспел!
Про злополучного Живаго
Мы не прочли его роман:
К нему ни хитрость, ни отвага
Не проберутся сквозь туман!
Но и в тумане этом видно,
Каких прекрасных самых благ
Создатель дивный, так постыдно
Глупцами распят Пастернак!
Им наплевать, что после бомбы,
Сверши она последний суд,
Его и Гёте в катакомбы
Безумцы вместе понесут.
Уж тем, что Китса и Верлена
Упомянули рядом с ним
Париж и Рим, Брюссель и Вена –
Он несомненный сукин сын.
Но, как у Пушкина, простые
Слова ответили дворцу: 
«Мне невозможно без России –
Ни человеку, ни творцу».
И поклонившись тихо, словно
Всех извинив, как он привык,
Прошёл трагически-безмолвно
Через хуленья, лай и рык.
Иного ждавшие ответа,
Забыли вы, что не утих,
Не отзвенел «На смерть поэта»
Железный лермонтовский стих!
Облитый горечью и злостью,
Всему кагалу наглецов –
И заправилам и охвостью
Ударит в злобное лицо.

              17.03.1962г., Саратов.


             ***

Который год душе неможется
Как василёк в долине снежной,
Она, иззябшая, кукожится,
Теряет цвет и запах нежный.

Лютует ветер, злее демона:
То сыплет снег, то дождик сеет.
Жду день, жду миг, когда совсем она
Доникнет и окоченеет.

Который год душе неможется.
В теснине слякотной и снежной
Она, продрогшая, кукожится.
Поняв свой жребий неизбежный.

              24.03.1962г., Саратов.


             ***

Шумела жизнь, и были искренни
Очеловечиться потуги.
Я твёрдым шагом вышел к пристани,
Куда причаливали струги.
Но голубая плоскость пенила
Узоры самых дивных кружев,
И я почувствовал сомнение,
Такое дело обнаружив.
Я осмотрел красу окрестную:
Рельеф, растительность, строения –
И покраснел за неуместную
Приподнятость настроения.
Сияли матери цветущие,
Кормя румяных мальчуганов.
А я стоял уже под тучею,
А я темнел, на это глянув.
И, как открытое насилие
Над всем возвышенным и светлым,
Промчались девушки красивые
В коротких юбках, взвитых ветром.
И как ни лаялся приятель мой,
Но плод его могучих мыслей
Свис, без окраски припечатанный,
Обрёл свой привкус очень кислый.
Дорисовала криво-нежная
Улыбка звавшей проститутки,
Что жизнь была и будет прежняя	
Через века и через сутки.
Она ни в чём не переменится,
Проказу, рак обезоружив,
Вот так же пошло будет пениться
Среди узорящихся кружев.
Дворцы и храмы снова выстроит,
Воздвигнет стройные колонны.
Мои стремленья были искренни.
Будь проклят, карлик из Болоньи!
С тобою трудно будет драться мне:
В твоей руке, мне в сердце целя,
Под бис и браво юной грации
Заблещет шпага Рафаэля.
Пускай заколотый, зарубленный,
Я упаду, сжимая рану, –
Я всё равно твоей возлюбленной
Плевать в лицо не перестану!
И сердце молкнущее выстонет:
«Ты снисхожденья не просила.
Твои стремленья были искренни.
Умри воистину красиво!»
Но ликованья преждевременны:
Она со многими блудила.
Твоя наложница беременна
От гения простолюдина.

              10.05.1962г., Саратов.


        Сумасшедший дом

Я не вздрогну – картина знакома: 
Предо мною опять расцвели 
Корпуса сумасшедшего дома 
На холмах, словно чайки, белы.

Частоколы опять, где стадами 
Неизбывное, точно по гроб, 
Бритолобое бродит страданье, 
То хохочет, то плачет взахлёб.

Здесь Офелий и Гамлетов наших 
Обречённый, тоскующий мир. 
Леди Макбет под «яблочко» пляшет, 
Седовласый кривляется Лир.

Эта драма не сходит со сцены. 
Пусть красуясь, как чайки, стоят. 
Загляни он за белые стены, 
Позавидует дантовский ад.

Сам здесь фюрер кричит без умолку, 
Рядом яростно чешет висок 
Наш Иосиф, считающий, сколько 
Он прекрасных голов пересёк.

Высоко меня, жизнь, подняла ты. 
В чёрный день содрогающих мук 
Водворяюсь я в эти палаты, 
Череды алкоголиков внук.

Ко всему привыкаю опять я, 
Перешедший и эту межу. 
В гнойники рокового проклятья 
Равнодушнее трупа гляжу.

А внизу непоседливый, шумный,
Утопающий в море огней,
Бьется город, такой же безумный,
Или, может быть, даже больней.

              05.09.09.1962г., Саратов.


             ***

Мне все равно, пусть буду стоиком.
И, забавляясь новой ролью,
Скажу про мир: полтинник стоит он
Со всей и радостью, и болью.

И на пиру, на ринге, в трауре
Вдруг встретив жизнь, окину взглядом,
Перекривясь, как Шопенгауэр,
И повернусь поджарым задом.

Сама сияющая, юная,
Явись, любовь. Оскалюсь скверно,
Слюну прокуренную сплюну я
И, не замедля, брошу: — Стерва! —

А уж поскольку те окрысились,
Сражу поклонников, напомня,
Как за цветы даруя сифилис,
Она вздыхать умеет томно.

Георга Байрона угрюмую,
Напялив плащ, сострою мину
И вдруг кривляться передумаю,
Все, как уставший клоун, скину.

Смахну тоску, прощусь со злобою
Без роковых противоречий,
Пройтись по городу попробую
Походкой просто человечьей.

Промолвлю: — Здравствуйте, красавица! —
Заулыбавшейся планете,
А та, понявшая, что нравится —
Бывай! — значительно ответит.

              16.09.1962 г.



          ***

Мне пригрезилось, будто я снова
Молод, смел, и влюбляться готов,
Будто самое нежное слово
Я нашёл, наконец, среди слов,
Будто снова я, ясен и светел,
На распутье знакомых дорог
Ту желанную девушку встретил,
Для которой я сердце берёг.
И забыв всё, что было сурово
В сером сумраке пройденных лет,
Я сказал ей заветное слово –
И она улыбнулась в ответ!
Улыбнулась и ласковым взглядом
Позвала меня к жизни иной –
И любимая, милая рядом
Зашагала куда-то со мной.
Мне пригрезилось – и потому-то
Я теперь головою поник,
Проклиная навеки минуту –
Пробуждения тягостный миг.




         Жизни

В своём углу, где грязный столик,
Над суетою всех сует
Смеётся, плача, алкоголик -
Её отравленный поэт.

Сюда он нёс свои созвучья,
Хотел элегии пропеть
Где вечно царствует паучья,
На души брошенная сеть.

Скорее враг, а не товарищ
Чем одарит поэтов плач
Завоевателей влагалищ,
Местечек, соусов и дач.

Как их торта не для остатка
Больных, испорченных зубов
Ему ласкающая сладко
Хмельная женская любовь.

Его глаза к тебе стремятся,
Но словно чёрная черта,
Что не перешагнёшь, гримаса
И складки траурного рта.

И, как в бреду рисует Гойя,
Из каждой рытвины лица
Ползёт вопрос, зачем такой я
На белом свете родился.

Что не являться б вовсе лучше,
Что слишком густо мир зарос,
Что тесно - этакий ответик
Получит он на свой вопрос.



     Отступления. Христос.

Все равно даже сказка и небыль
Откровения мира сего.
И какой же он горечи не пил
От железа, что вбили в него.

До бородки - рисует легенда -
Затемнившей страдальческий рот,
Облик русского интеллигента
Из погибших, восстав за народ.

Не узрят золотые чертоги
Первый шаг уже новых веков.
Он впечатал его на пороге
У беднейшего из бедняков.

Возмечтав о великом посеве,
Он пришёл! А по обе руки -
Провокаторы и фарисеи,
Демагоги и бунтовщики!

Чернь предчувствием бедствий томима -
И трудяги, и праздная дрянь.
А над всем, дотянувшись из Рима,
Иноземного кесаря длань.

Возлюбили пришедшего кротко.
Лобызали кудесника след.
Но не поняли, что это тот, кто
Снова молвил:- Да будет же свет!

И одна лишь с того перепутка,
Где она подымала подол,
Угадает Христа проститутка,
Скажет миру:- Спаситель пришёл!

Но, купив за нетрудную плату,
Мелкомудрые мира сего
Отведут правдотворца к Пилату,
Измордованного всего.

Вот и встретили, что торопили
Твой приход, возвещённый давно!
Выше средства былой терапии -
С поперечиною бревно!-

Ни к чему нам такая Голгофа:
Получил бы аминазин
Возомнивший, что он Саваофа 
И нетроганной девушки сын.



             ***

Не во всяком приятно копаться. 
Но её - не сурьмя, не беля!-
Монастырской беру и кабацкой,
И в любом, и совсем без белья.

Зубоскаля при пытке, при порке
Насмехаясь над палачом,
То святая София, то оргий
Королева - ей всё нипочём!   

Как ничто ей разгульные ночи,
Распрямляется, как не пригнём!
Поднимает лазурные очи
Зажигающим душу огнём.

До помиг будь свята её воля!
Чуть чего - обнажаем мечи
И, ура то истошное воя,
Жмём из друга:- Громчее кричи!

За неё, разумеется, стоит
Что на Марс, в тартары улететь
А под кем её страстные стоны -
То  её, брат, суверенитет.

Не до смеха порою наивна!
Горький юмор вопрос о цене
Сутенёров, смакующих вина,
Демиургов, припёртых к стене.

А землица окурка не весит,
Урна с прахом когда не пуста -
Затвори, как Христова невеста
Навсегда эти, курва, уста!

И, ревниво за ней наблюдая,
В полумраке - через, из щели
Не молю: Без конца молодая,
Видно, знаешь секрет - исцели!

Что во тьме стовекового рабства
Пот  свой с кровью струила, ура-
Ганная, так же прекрасна,
Меч взметнув, зашагавшая как сво-
бода ты  Делакруа.

А, пожалуй, и кончим про это!
Только муть лишь на дне взболтани
И, за полночь, а то до рассвета
Хватит русской душе болтовни.

Пусть не слышит моё кукованье
Монолитно - глухая скала,
Не скажу, что одни рукава мне
От жилетки Россия дала.

И прошу, дорогая, прости мне,
Если что где не этак сказал,
Он меня равнодушьем к России,
Слава Господу, не наказал!



              ***

И когда, о когда уходить мне придётся навеки
Что мне ваше ничто! Если рая не стою, то – в ад,
Где, хотя из смолы, но струятся и плещутся реки,
Где, хотя для костров, но тяжёлые сосны шумят.

              20.06.1954г., Саратов.