1966
       НОКТЮРН


Ты уходишь 
и я не могу удержать
шелест платья 
над шелковым блеском чулок
блеск чулок 
над бесшумными вспышками пыли.
Ты уходишь по лестнице лунных теней 
по всесильным законам житейского рабства
оставляя на завтра в залог 
двухминутную дань обещаний 
влагу тела на порах лица 
негу тела на памяти пальцев 
электрический запах волос 
разряженных моими губами. 
Ты уходишь ступень за ступенью пока 
не сливаешься полностью с тенью забора
всю дорогу до дома пытаясь понять 
что имел я в виду 
говоря о мгновенности счастья
о любви и о счастье 
которое дарит мгновенье. 



       ***

Официальное искусство
свои законы yтвердило, 
увы, не столько силой чувства,
а чувством силы. 

Беда наивному народу,
хана крамольному поэту:
народу выглynят породу,
поэта выживут со света. 

Недаром в древности пастушьей
две казни бьши непохожи: 
Мидасу вытянули уши, 
а с Марсия содрали кожу.



       1973

Тот дом... 
С мезонином...
Когда-то я в нем
был на именинах. 

И девушка дома того,
нарядная, как ее зала,
тогда ни меня, ни его
вниманием не выделяла. 

Тот дом за трехлетний срок
не переменился личиной: 
все тот же щербатый порог
и та же калитка с пружиной, 

все та же узорная дверь 
и все там по-прежнему, кроме
того, что она теперь 
ему отдается в том доме. 



       1974

Там дом над глинистым обрывом,
втянув бревенчатый живот,
трухлявой крышею на ивы 
готов обрушиться вот-вот.
 
Там ивы разметали пряди
над игом стонущей воды,
как апелляцию к пощаде
над корпорацией беды. 

Там затаилась гибель,
ибо тревожны ночи ноября, 
и рвется на острогу рыба
в кровавом свете фонаря.



       37-Й В ПАДЕЖАХ

Кому - горе, кому - забава,
кому - зайцем, кому - легавой,
кому - травля, кому - игра,
кому - шухер, кому - ура. 

Кто - легавой, кого - подранком,
кто - за право, кого - за так, 
кто - в Сухуми, кого - в Таганку,
кто - в бардак, а кого - в барак. 

Кому - белое, кому - черное,
кому - гладкое, кому - торное,
кому - радость, кому - печаль, 
кому - номер, кому - медаль. 

Кто - с осетром, кого - с осьмушкой,
кто - берет, а кого - берут, 
кто - на пушку, кого - на мушку,
кто - за трусость, кого - за труд. 

Кому - трубное, кому - ратное, 
кому - шубное, кому - ватное,
кому - пайка, кому - баран,
кому - папка, кому - балан. 

Кто - поближе, кого - подалее,
Кто - героем, кого - врагом. 
    И т. д... И Т. д ...
    КТО - КОГО. 


       1976

...Душа, как скрипка, плачет от
прикосновения любого... 
Я в Липках средь пород и мод
увидел горбуна хромого. 

Горбом 	через 
     ныряя   шаг 
он шел, и тень его, казалось,
его тащила, как бурлак, 
то удлинялась, то сжималась. 

Рубль двадцать правая клешня,
и шаг то кованый, то зыбкий...
Он взгляд такой метнул в меня ­ 
как рашпилем сыграл на скрипке. 

и было мне понять дано 
тем цепким взглядом исподлобья,
что состраданье рождено 
из опасения подобья. 

Я сам поймал себя на том,
что выражением участья 
хотел прикрыться, как щитом,
от горькой участи несчастья. 

Я всей упругостью хребта
почувствовал в момент сближенья,
как обнажилась нагота
инстинкта самосохраненья. 

Но стыд сознанья моего,
должно быть, выявился четко:
я видел: злое торжество 
он вылил в складки подбородка. 

И, плащ одернув на горбе, 
с такой насмешкою прошаркал ...
Мне стало так не по себе, 
что я чуть не бежал из парка. 

Обида, гордость, горб, клешня ­
все это навалилось разом, 
все это, нервы леденя,
дезориентировало разум. 

И свет белесых фонарей 
казался холодом загpобным,
и лишь хотелось поскорей
куда-нибудь, 
           к себе подобным. 

О Господи, какой экстаз, 
какая сладкая отрада ­ 
нырнуть в тепло родного стада! 

Толпа разъединила нас.

       1984
       СТАНСЫ


И снова (как и в оны дни
Нерона или Малатесты)
система гнета и грызни,
ярма и ярости за место 
под солнцем... Так уж искони... 

Я знаю: было б не грешно 
уйти из этой жизни сучьей,
но пик отчаянья давно
преодолен судьбой ползучей,
и дно навек мне суждено. 

С тех пор, как стадности устав
велит признать свои ошибки,
как вольно лгут мои уста, 
как веет с вежливой улыбки
виляньем песьего хвоста. 



       1988

Опасность и безопасность четырех
конечностей ныне те же, что и встарь. 
                          Ян Чжу 
 

Детство. Радужные звуки.
Мир, поделенный на слоги. 
Ухватились - значит ру-ки,
устояли - значит но-ги. 

Подрастаем. С каждой пядью
Постигаем расторопней 
производные понятья:
подзатыльник и поджопник. 

Дальше - горестные капли,
дальше - горькие пилюли: 
Эй, куда ты тянешь rpабли! 
Убери свои ходули! 

И, ответствуя нахрапу,
матереем понемножку: 
кто-то вдруг наложит лапу,
кто-то выставит подножку. 

Годы мчат. И в результате 
всех деяний и ударов
пишем гипсом по кровати,
костылем - по тротуарам, 

чтоб подольше не ослабли,
чтоб подольше не согнулись 
эти горестные грабли, 
эти горькие ходули. 

Пусть фортуна приласкает,
пусть случайность не подкосит,
тех - кого мы распускаем, 
тех - кого едва уносим. 
 
Потому что было б скучно
жить подолгу осторожно, 
и, конечно, - несподручно, 
а тем паче - несподножно.
 
Потому что мира муки 
все равно согнут в итоге:
меньшинство - наложит руки,
большинство - протянет ноги.