МОЛОКО
		
Нашел ты ее — со сливочной кожей рук,
С мягкой округлостью щек,
С тонкими стрелками брюк,
С юбкой на плавный бок.
С белой косой до плеч,
С запахом от Коко.
Сливочных надо беречь.
Не девочка — молоко.


	БУРЯ В СТАКАНЕ
Не бойся двадцать первого, миссис.
Консервы не прячь на беду в сарае.
Я — твой карманный ручной апокалипсис,
О котором не знали индейцы майя.

Не бойся вспугнуть поворотом темы,
Не отводи глаза интуитивно.
Я — коллекционный послушный демон,
И мне от себя уже стало противно.

В крыльях - кости и пол процента пера.
Нимба над маковкой — не найти.
Я — твой хранитель в шкуре от Цербера,
И мне никуда уже не уйти.

Не кричи, что глаза мои стали другие,
Что синяками покрыты плечи,
Я — под контролем твоим стихия,
Хочешь — стихи, а хочешь — увечья.

Закрой меня крышкой, носи в кармане,
Любое желание рублю на корню.
Я — твоя личная буря в стакане.
И вреда тебе не причиню.


	В КОМНАТЕ

В комнате — серые пятна вместо мебели, серые звуки вместо музыки.
Я бы тебя на руки - и на край земли, только вот границы все еще охраняются.
Я бы тебя в зубы — и как волчица, через все горы, с привалом где-нибудь у реки,
Я бы тебя на всю жизнь — только годы за счастье уже не считаются.

А чего ты боишься? Вот они — балконы, высоты, замкнутые пространства...
Я весь мир тебе открою, при желании — плоским сделаю, как тетрадный лист.
Ты своим присутствием давно не оставляешь мне ни единого шанса

Доказать всем неверящим, что я обалденно крутой артист:

Эмоции держу под стражей, в атомной башне на краю света,
Говорю ровно и спокойно, как политик, вру с выражением святости на лице...
Да у меня вся эта безбожно выжженная планета
Давно помещается не в ладони, а в курином яйце!

Да у меня перед тобой — в желе коленки, в речь психбольного — слова!
Да у меня внутри — баталии похуже, чем все немецкие «Shnelle»!
Метаморфозы сердца давно главнее, чем голова,
И это начинает бесить уже, в самом деле.

И в твое отсутствие, зная, что много чего должна
Сделать, создать, выточить — и скорее! -
Я посылаю любую деятельность на.
И снова смакую четкость шрама на твоей шее.

И вот оно — то, предательски брошенное в пике
Воспоминание, способное сломать мои баррикады:
Я помню мою руку, необходимую твоей руке,
И слабая боль под лопаткой теперь мне почти в награду.


	МНЕ ВЧЕРА НА МОБИЛЬНИК ЗВОНИЛ ГОСПОДЬ...
	
У меня на один только номер на звонке стоят колокола.
И один-единственный голос я услышать в ответ боюсь.
Бог вчера мне звонил на мобильный — а я не взяла.
Интересно, чем я за ханжество поплачусь?
У меня, как и у девяносто пяти из ста,
Есть две тысячи оправданий и веских «но».
Бог он все-таки - бог; перезванивать он не стал.
Да и я бы ему не ответила все равно.
Вот какой между нами может быть диалог?
«Ты грешила?» «Пожалуй» «Ну ладно, давай, пока»?
Мне вчера на мобильник старый звонил сам бог.
Только где же была божественная рука,
Когда я собирала битое на куски,
Излохмаченное, поверженное в бою?
Видно, богу в раю дорого стоят звонки.
Так что я ему лучше тоже не перезвоню.

Мне вчера на мобильник зачем-то Господь звонил.
Может, просто ошибся. Может, хотел контракт.
Старый мой телефон его номер не сохранил.
Ничего необычного.
Просто забавный факт.


	БОГ В ТЕБЕ
	
Не суди меня за мои слова, не кричи — досчитай до ста.
Я тебе сказать в лицо не смогла — так хотя бы прочти с листа.
Вот тебе записанное рукой пророчество... или бред:
Между нами — то есть тобой и мной — есть огромный такой секрет.

Я его осознала почти сейчас... или может быть жизнь назад?
Почему сначала я не могла тебе прямо смотреть в глаза?
Почему слова замирали, как кость в горле мне — поперек?
Все просто: оказавшись в моих руках, в твоем теле проснулся бог.
Он пока ребенок совсем — поверь. Я вижу его всегда,
И, если верить чужой молве, то это почти беда:
Одержимость, волчья болезнь, гипноз — да много чего плюют...

Пускай другие воротят нос — они своего найдут.
А я нашла своего в тебе. И если уж я не Та,
То можно будет на смех судьбе рвануть головой с моста.
Но бог в тебе глядит на меня, и тут уже дать как пить:
Мне он открылся, и значит я смогу его всем открыть.


		БУДВА
		
В узких улочках черномазые дети
Играют с морем то в поддавки, то в прятки.
Я расскажу тебе про все страны на свете,
Чтобы ты думала, что со мной все в порядке.
Под окнами парочки застывают, как изваяния.
Я думаю: как у них не скрутило губы?
Столько поцелуев не выдержат эти здания.
Раскаляются до красна старые трубы.
Городу шесть веков, а он все покрывает встречи.
Старику бес ударил в ребро.
Я брожу по городу каждый вечер,
Смотрю, как в небе горит серебро,
Считаю, на сколько пар увеличатся тени в углах,
Сколько стонов узнают скалы.
Сколько жара поместится в женских устах,
Сколько выльется на кораллы.
Мне остается только считать — я большего не прошу.
У меня перед вами есть козырь:
мне терять нечего — я ничего с собой не ношу.
Когда нет желаний -
Нет причин тратить слезы.

С очередной парочкой столкнувшись в песках,
Я рассмеюсь в ответ на «Пардон, мадам».
Они покрутят пальчиком у виска.
Я надерусь в хлам.


		МАНТРА
		
Не выдержу. Не по силам. Не по зубам.
Восемнадцать «не» оттягивают карман,
С каждым новым ты становишься будто пьян,
И врезаешься носом в землю.
И опять подниматься, себя собирать в кулак,
И идти, на одну фразу как на маяк
Равняться, губами чеканя в такт:
Я меньшего не приемлю.
Если дальше — пустыня, заброшенный город и-
Ли даже море без лоскутка земли,
А ты — в той глуши, где не идут корабли -
Барахтайся до победы.
Есть там тот самый Господь или же нет -
Тебе пред собой держать суд и иметь ответ.
Допустим, пройдет твоя почти сотня лет
И ты окажешься где-то,
Где кроме тебя и памяти — пустота.
Ты будешь гордиться тем, что тогда не встал,
Позволил нелепым «не» занять пьедестал,
Переломил свой стержень?
Плюнь сам же себе в лицо и ударь поддых.
Жизнь любит испытывать сильных и молодых!

...А знаешь что? Пока ты дочитывал стих,
Уже одним «не» в коллекции стало меньше.


		СКОЛЬКО
		
Сколько было нервов,
Верности и тоски,
Сколько нам нужно выстрадать?..
Но если я первая,
Кто тебе посвящал стихи,

Я хочу быть единственной.
:)


		ИЗМЕНА
		
В этом круге всего три угла; он мог бы стать треугольником,
Но линии замыкаются, сматываются в кольцо.
Я наблюдаю за миром с высоты своего подоконника.
Мир мне смеется в лицо.
Завтрашний день зайдет в дом в военной форме,
Призовет к ответу за сказанные слова.
Я бы хотел кое-что просто не помнить.
Зачем человеку такая сложная голова?
На рассвете упасть в кровать, закусить подушку.
Хуже всего спится, когда простынь некому взбить.
Я бы желал себе просто порой не слушать
Или не слышать, что пульс предательски сбит.
Начать бы заново; да где его взять — начало?
Там, где раньше лежало оно, его кто-то спер.
Я говорю вслух, что мне тебя слишком мало.
И сам себе подписываю приговор.
Прости мою дурь, изломанная надежда.
Будь на торте этом хотя бы одна свеча,
Я загадал бы к ее коже пришить одежду
В тот самый день, когда от меня отломилась часть.
А теперь — собирай осколки того стакана,
Из которого пил, не зная конца вину!
...Офицер сдал пароли и явки на капитана,
Чтобы навсегда остаться в плену.


		УХОДЯ
		
Уходя, побори дрожь, не смотри в глаза.
Я все вижу. Ты раздираешь себя на части.
Час назад на мою кровать рухнули небеса.
Мы принимали участие.
Не бойся. Вернешься в дом, что считаешь домом.
Спросит привычно – «Как у тебя дела?»
Если на тебе действительно было клеймо,
Почему я его не нашла?
За ошибку она не винит тебя. Ведь – родная.
Только мертвый не испытывает жажды.
Если она любит тебя так, как способна я,
То тебе повезло дважды.


		ПОСЛЕДНИЙ РОК-Н-РОЛЛ
		
Настоящий, реальный яд
Только в том, что кругла Земля.
И от Крыма до Монреаля -
Небо всем одно.
Меня так изнутри едят
Эти мысли, что я - твоя,
Меня точно однажды свалит
Под твой рок-н-ролл.

Спой меня, как ты видишь; пой
Так же честно, как говоришь.
Забери мои вены для
Шести новых струн.
Одержима ли я тобой
Или Ты для меня сгоришь,
И обугленные края
Я в руке сверну?

Нас легко разделить землей.
Но все чаще за облака
Я глаза поднимаю, вновь
Видя в небе цель.
Ведь лоснится над головой
И твоей, и моей пока
Это небо. Оно — одно
Для любых земель.

Мой язык меня предавал,
А теперь ему быть судьей.
Палачом ему тоже — быть.
Я не верю снам.
Так давай — с корабля на бал,
Только лишь возвратясь домой,
Загляни, чтоб меня простить -
И послать к чертям.


		ФАРФОР
		
У них даже дым — как будто кружево.
У них даже хохот — почти хрустальный.
Я среди них абсолютно ненужная,
Неподходящая. Неправильная.
А она среди них — Ваше Высочество.
И весь мир — в изгибе ее руки.
С ее легких плеч зарождалось зодчество,
С ее голоса — ноты музыки.
За фарфоровой кожей — какая пошлость,
Но на ней хоть узоры пером пиши -
Нити вен ложатся то в карту Польши,
То в дороги Млечного. Не дыши,
Наблюдай, как тени ее ласкают,
Восхищайся каждым полночным па,
И думай: какая она... какая!!!
Какая она не та.

		2

О таких, как та, да в таких местах
Могут только вскользь, но не как не в такт
Разговору. Мол, чересчур проста,
Чересчур смела, словно голый факт,
Словно дикий зверь, словно чистый яд,
У таких какой-то пропащий взгляд,
И ни евро, ни долларов, ни манат.
О таких, как она — молчат.

		3

На мое запястье течет мороз.
Тонких пальцев цепи берут в петлю.
У фарфоровых вроде бы все всерьез -
Если вдруг неожиданно полюблю,
То кареты, звания лорда и
Круг людей, который зовется «знать»...
От такого хочется закурить.
И как следствие — под дымок сбежать.

		4

А у той — ни вензеля, ни герба,
Одна только подпись — и та крива.
И немного вздернутая губа.
И в кармане поди — трава.
Никакой эстетики в худобе,
Никакой гармонии в голове,
Никакой покорности — вся в себе
И безумий хватит на век.

		5.

Королева в постели — шедевр с икон.
Тела шелк в темноте — это хрупкий мел.
Будь как Афродита и Апполон.
За малейший неправильный жест — расстрел.
...Та смеется громко, не гасит свет,
И целует быстро — из уст в уста.
И все тело ее — как сплошной скелет.
И все ласки ее — как удар хлыста.

		6.

Засыпаю, на шелке вертясь, как вор:
За упрямой пЕтлей - лишь пустота.
Я шепчу, что терпеть не могу фарфор.
И мне кажется, что эта рядом — та.


		МО И ШТОРМ
		
Штормовое предупреждение в Рапи-Но.
Старый Мо откладывает в сторону домино.
Старый Мо открывает тихо свое окно.
За окном ветер воет бешено, во всю глотку.
Старый Мо медлит только миг, а потом идет,
Не слушая, что ему шелестит народ:
«Мо, послушай, Мо, ну ты же не идиот,
Мо, поставь обратно старую свою лодку!»
Мо смеется, Мо, кажется, просто сошел с ума.
В такую погоду у Титаника треснет корма.
А у лодки Мо от лодки — одна длина.
Спустя столько лет все станет одним лишь звуком.
Мо спускает корыто на воду и встает.
В это сложно поверить, но, кажется, он поет
И, прежде чем спуститься на гордый борт,
Подает и жмет всем на пристани руку.

Лодку Мо бросает с пристани на Гольфстрим.
Лодка Мо — как щепка, Мо в ней совсем один,
Голова его — словно в рамочке из седин.
Мо молится. Соль слизывает с ладоней.
«Если есть ты там — в небе, в церкови, под землей,
Если ты — с рогами, с нимбом над головой,
Если ты хоть что-нибудь можешь — то будь со мной.
Будь со мной — давай хотя бы вдвоем утонем.»
Мо не страшны грозы и бури: он даже рад,
Что решил наконец-то тихий покинуть сад,
Что сейчас он — эксцентричен, аляповат
И стихии подан, как псу бычья кость на блюде.
Мо боится другого: перед глазами дом.
На столе — одна ложка с единственным котелком,
А посуды в доме — ведь на полсотни персон!
Мо не помнит, когда к нему приходили люди.
И страшнее, чем эти волны и соль в глаза,
Каждый вечер, ложась в кровать, просить небеса,
Чтоб у соседа слева закончился вдруг бы са-
Хар или соль, в общем, что-то пришло в негодность...
Ничего нет страшнее, чем исчезать совсем
За пределами своих собственных голых стен,
И себя убеждать аргументом, что кровь из вен
Придает тебе хотя бы отчасти плотность.
Мо вздыхает и крепче держится за края.
Он как будто в детстве; он как будто варяг.
У него корабль — картонка, кирпич вместо якоря...
Лодка Мо начинает трескаться в водовороте.
Мо сухие губы растягивает в мотив.
Ему снова двадцать: он молод, горяч, строптив,
Этот Мо настолько чертовски сейчас красив,
Что сам Океан усаживается напротив.
А где-то на оставленном берегу
Молодая девушка, готовящая рагу,
Вздрогнет, каплю крови снимая с губ,
И с коротким криком выронит полотенце.
Задрожит над водой тонкий прозрачный нерв.
Рыбаки и спортсмены, до лодочки не успев,
Наблюдают, как Мо тянет простой припев,
И на тот свет отправляется вновь младенцем.


		ОДИНОЧЕСТВО
		
Одиночество - это дверь, закрытая от удара.
Это в кровь кулаки, на голодный желудок - дым.
Одиночество живет в каждом. Пускай ты в паре,
пускай выглядишь ты счастливым и молодым,
Но за ней закрывается дверь - даже без привета,
И летят бесконечным ворохом мыслей шторм...
Одиночество настигает, бесспорно, летом,
Чтобы вместе с жарой исчезнуть, как глюк, потом.
Одиночество не красиво: романтик беден
Тем, что есть у него из книжек чужих веков.
Одиночество не-ро-ман-тич-но, одиночество бредит,
Отражаясь от стен и неправильности полов.
Одиночество характерно для всех - как случай.
Появляется, происходит... и положить.
Одиночество пора доказать научно.
Хотя все равно в одиночестве будешь жить.
Одиночество есть. Не как след от ночных кошмаров,
А как пуля, от которой в бег не уйти.
Одиночество - это дверь, закрытая от удара.
Одиночество - это несказанное "прости".


	Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ БЫТЬ ПОЭТОМ
	
Ложки стучат о тарелки, словно
можно их звоном замаслить слово.
Каждый второй за столом — готовый.
Хоть сейчас выносите.
Вот они, ваши поэты, всюду:
Слушайте, не отрываясь от блюда,
«Будда» в ушах превращается в «блуд». А
Разница в чем, простите?
Я говорю — говорю не в меру.
Я говорила одной из первых.
Было бы лучше делать карьеру.
На фиг ты дал мне, Боже?
Каждого знать — что за радость? Помнить
Точно, в какой из десятков комнат
Ты познакомился с тем, кто томной
Светит в пространстве рожей?
Что он услышит в твоих глаголах?
Каждый внутри — и убог, и колок,
Каждый другого по ряду полок
По органу разложил бы.
Но продолжаешь врезаться дятлом
В высохший разум псевдосолдата,
Силясь увидеть. Ну же, ребята,
Вы там все еще живы?

		2.

Входишь, почти как Икар — с крылАми.
Словно студент на финальный экзамен.
Мы вам открыли, а дальше — сами.
Просим вас к микрофону.
Ноги дрожат, как желейная масса.
Лица вокруг пуще кобры опасны.
«Ну-сссс, наша сладосссть, порадуй нассс..»... А
Тебе хоть бы строчку вспомнить.
Каждый из них перешел границу
И заслужил свое место в лицах,
Мелькающих у микрофона в блице...
Сделай свой шаг, новобранец!
И что-то ломается с громким звуком.
Внутрь тебя теперь можно руку
Прямо сквозь сердце засунуть — ну-ка,
Что теперь с этим станет?

Поздравляем, вы успешно сдали экзамен!

		4.

Я не хочу больше быть поэтом
В формате баров с комбо-обедом,
Скидками на алкоголь, билетом
На грубой дурной бумаге.
Я выжжена вами; я есть — пустыня.
Пусть кто-то из вас тешит веру имя
Свое в учебники вбить; я — мимо.
На выход нужна отвага.

Вкус мой истерзан; язык — исколот.
Я выхожу из системы — в город,
Чтобы найти, чем возможно голод
Выжечь, чтоб сам изжил бы.
Каждый себе выбирает кару.
В дверь постучат другие Икары.
Встретимся, может, как будем старыми.
Будьте — хоть кто-то! - живы.