Молчание второе.
ПРОРЫВ.
Вот так и было
испокон веков:
Начнешь с азов,
а кончишь силой слов.
Вот так и будет:
мучаясь, кляня
Полюбишь ты,
а любят не тебя.
* * *
Остренькая моя,
Как все осатанело и голо.
Море бушует, безумное море.
И время уходит в горы.
Соленая мраморность дня,
бесчинство морщинок след.
Цикады поют не зря:
секундами ткут плед
Млечного Пути,
сырой дороги.
Луна окунула ноги в море.
И нет, нет, тучи снимают ее свет.
Солененькая моя
Как все осатаненно и глухо.
И прячется в море
страшное слово-Разлука.
И там
великан Краб
ищет его как раз,
старается для нас,
уводит последний час,
наш самый соленый час.
Перехожу к заглавной букве
ко всем словам:
ко Времени,
Часам,
Цикадам,
Великому Морю,
Луне,
и особенно к Крабу,
который бескорыстен и неутомим,
и особенно
к Твоим Белым Секущимся Волосам
и Глазам,
которым Ослепительною Белизною
хочется вдаль, домой, на Урал,
и в которых,
как в песочных часах
утекает время.
Так больно утекает...
Вот потому
Остренькая моя.
Как осатанело и голо.
Море бушует безумное, море.
И время уходит в поры.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
ПРОХОДЯЩЕГО ПОЕЗДА
/поэма/
Машины тормозят в ущельях ночью,
как вопли раненных слонов.
-1-
Не машинам, а времени внимая,
всю жизнь живу в боли.
А если её не хватает,
нахожу новую и навиваю
голос на голос, руки на руки,
а самое главное бремя разлуки,
вечной разлуки...
-2-
Я люблю тебя!
Люблю и в конце улицы, и в начале,
в дальней дали и лицом к лицу,
в холод и зной, ночью и днем
я люблю тебя!
Люблю во всех городах, в которых ты жила
и в которых никогда не будешь.
Я люблю друзей твоих и детей грядущих,
твоё "кла-асно" и "пацаны",
платья, сшитые твоею рукой,
и потертые джинсы твои,
и стоптанные босоножки,
и нежные булавки из волос твоих.
Люблю волосы твои,
белые текущие святые длинные волосы,
грустные большие упрямые дальние глаза,
утонченный с нежной горбинкой нос,
маленькие крепкие губы твои.
Я люблю тебя!
-3-
БЕГ В ГОРЫ
А знаешь, как прекрасно бежать в горы
утром, рано-рано,
когда спит полмира,
полстакана ночи-дня?
Где-то солнце разгорается,
а потом над гранью всходит.
А луна все не уходит,
просто гаснет. Тихо, ясно.
Покричать бы ей. Напрасно: вот погасла.
А телу не так трудно, как приятно.
Теплота его занятно растекается.
Так временем все просыпается:
горы, занавески облаков,
море с далью берегов
и дороги. Им не просто
просыпаться:
Их терзали ночью, мучили машины,
на которых тучные грузины
поврубали свет, чтоб те не заснули,
а сами, чтоб не заснуть, хлебнули.
-4-
И где-то, как не на этой планете,
открываешь глаза ты, как в завете.
Послушай,
почему так хочется сказать:
"Как больно их открываешь"
Ведь надо-то, как красиво,
а я: "Как больно..."
Милая, что это?
Милая, как кричать хочется!
Кто-то дал руки, ноги мне, голову
и потихонечку издевается.
За что, милая?!
-5-
Уезжай!
Чтоб не видеть глаза твои.
Уезжай!
Чтоб не слышать голос твой.
Чтоб не дышать воздухом кожи твоей
уезжай!
-6-
МОЯ ДЕВОЧКА
Моя девочка,
моя солёненькая, остренькая,
родная моя.
Я создал тебя,
и никто никогда такой тебя не создаст.
Я собирал тебя по Вселенной,
бродил по столетьям,
заглядывал в невероятные дали,
страшные тупики.
По ночам от меня шарахались собаки.
Утром машины тормозили,
хозяев не понимая.
А я все создавал тебя, лепил,
отбрасывал людской хлам,
привычки,
обязанности,
обиды,
бесконечные собрания,
суету...
Ночь стекала в день,
день падал к ногам ночи,
и я забыл про сон.
Любимая, ты спала за меня,
пока я трудился оставляя:
в тёмных градинах винограда
твои просчеты и ошибки,
в скошенных пахнущих травах -
тяжесть памяти и усталость дня,
в легких листьях орешника -
привычки и обязанности.
Бывало так,
что боль перехлестывала меня,
забивало поры.
И тогда я приходил к морю
и море принимало мою боль,
растворяло ее в своих просторах.
И вот, когда все позади,
когда все выстроилось,
сложилось,
сошлось
Ты уезжаешь.
И я снова иду бродить
по нашим местам,
по нашей Вселенной,
по нашим столетьям.
Моя девочка,
моя солененькая,
остренькая, родная моя.
-7-
БУЛАВКА
Вместо монетки
приняло море чью-то булавку.
Долгая доля памяти.
Редки воспоминанья.
Только в сознанье,
в чьем-то сознанье
падает долго,
бьется о море
чья-то булавка.
Быстро до боли
тонет.
И снова, и снова
память летит,
застывая над морем
горем.
-8-
КРАСНЫЕ РОЗЫ
Милый мой, гаснут красные розы!
Вдаль уходящие звезды чужих городов,
незащищенность первой любви,
наших сомнений, тревог и дорог,
красные розы гасят следы.
Милый мой, зачем ты даришь их утром?
Полные слез или росы?
Эти святые под перламутром
не поднимают тупой головы.
Милый мой, им здесь не климат.
Им холодно.
Их бы на лозы и свежей росы.
Красные розы на подоконнике
песню поют, гасят следы.
Вышел на море, словно под дозой
красные розы, красные розы,
милые розы гасят следы.
-9-
РАЗГОВОР С БАРМЕНОМ
- Счастлив тот, кто уезжает в дождь,
а тебя, приятель, мучит дрожь.
Девочка уехала твоя
и тебе пора...
- Да мне нельзя-а...
- Нет билетов?
Чушь это и ложь.
Не твоя девчонка,
не вернешь.
- Врешь!
- Вот увидишь,
поживешь.
-10-
ОСТАВЛЕННЫЕ ДУХИ "НИКА"
И опять, и опять,
безвозвратно и тихо пахнет "Ника".
Ника - золотая футбольная богиня.
За тебя десятки лет мужчины
жгли судьбу, обрывали ахиллы.
А добившись, ревели навзрыд -
Ты сияешь, да солнце слепит.
Своровали тебя - мир ревел и кричал.
Ты богиня его,
ты пропавший его талисман.
Ты вернулась к веселым бразильцам
и уехала в тихий музей,
но не так далеко от людей.
Оказались непрочными двери.
Тебя сплавили в желтый кусок.
И бразильцы, как дети, ревели,
и Король удержаться не смог.
Нике - крылатая богиня Победы.
Время рушит смелые черты.
Отпусти ее, отдай мне беды.
Положу к твоим ногам цветы.
Окрыленную вестницу скольную
раб Пеоний воздвиг на Олимп.
В третьем веке до эры в вольную
Самофракию образ проник.
Нике Самофракийская - родская школа.
Школа таинства или родства?
Разбежаться и вольному воля
лечь на ветер и под паруса.
Время фрегатов. Бурная Нике,
не разрушайся в мелочи дней.
Победоносная милая Нике -
сгусток безумства или страстей?
Смилуйся, смилосердствуйся, Нике,
принакрой крылом, принакрой крылом.
Боль и счастье в девичьем лике
для него в одном, для меня в другом.
Смилуйся, смилосердствуйся, Нике,
на колени встал, на колени встал.
Все победы, надежды и миги
за один отдам, за один отдам.
Но опять, но опять
безвозвратно и тихо
пахнет "Ника".
Ника - богиня цветов, духов,
кинутых возлюбленных, стихов,
утренних дождливых площадей,
моросящей памяти моей.
Русая моя,
безвозвратно и тихо
пахнет Ника,
спрятанная моя богиня,
моя надежда,
мой талисман.
-11-
И вот теперь, как будто бред:
вопрос-ответ, вопрос-ответ.
- Любил ли так в семнадцать лет?
- Наверно, нет.
- А будешь снова и когда?
- Не знаю...
-12-
ГОРОДА
"Я не могу без тебя и без мест,
где я жила, и где жить ты не мог.
Скована поездом словно реестр.
Память друзей и городов".
Память сырого асфальта и лет,
каплями рвущихся с красных рябин.
Необратимый, безудержный бег
роста деревьев с глубоких глубин.
И ты не можешь без них и без мест,
где ты жила, и я жить там не мог,
Чуть припорошены платья невест,
гордые плечи ветвей женихов.
Эти пруды, эти звезды и сеть
этих глазниц стылых домов.
Крепости каменной медная медь:
зона примет - город снегов.
Зона не наших разбросанных встреч,
не отраженных ни в связке рябин.
Мне не собрать их и сил не сберечь:
только прислушаюсь - поезд гудит.
Только задумаюсь - на площадях,
в скверах, в аллеях безумно-седых
или походка, или твой взгляд,
или улыбка, и бешенный ритм:
"Я не могу без тебя и без мест,
где я жила, и где жить ты не мог.
Скована поездом словно реестр.
Память друзей и чужих городов".
-13-
Сначала пришло время любить.
Потом ушло время любить.
И так в бесконечной маете
то да, то не, то да, то не...
-14-
НЕДОШЕДШИЕ ВЕСТИ
Телеграммы и письма "Зеленой дубравы"
не находят хозяев. Хозяева правы
уезжать не вернувшись, оставляя на месте,
все дурные, а реже - хорошие вести.
Телеграммы и письма "Зеленой дубравы"
мочит дождик осенний, смывая упрямо
города и селенья, фамильи любимых
вечно в памяти чьей-то
так долго хранимых.
И бумажки чуть сморщились - малые дети.
И давно уже вести дошли, все на месте.
И давно уже сыграны дальние драмы,
Телеграммы и письма "Зеленой дубравы".
-15-
- Что сделало море с тобою, сынок,
ответь мне?
- Состарило на де-ся-ти-летие...
-16-
ПАМЯТЬ
Ты мне Генуя,
ты земная пядь,
и неведомы унижения.
Ты мне Генуя,
ты пускаешь вспять
грубых слов моих разночтения.
Ты мне Генуя,
ты мной выстрадав,
заметала виски поземочкой.
Ты мне Генуя,
тертый запах трав,
губы тонкие море-лодочкой.
Не кричу я - взрезаю вены я.
Ты мне Генуя,
ты мне Генуя.
-17-
Все мысли взбунтовались.
Вещи никогда не возвращаются на свои места,
газеты в свои издательства,
книги к авторам,
дворники к тротуарам,
собаки к хозяевам,
дети к родителям,
самолеты на аэродромы,
Земля на орбиту,
а любимые к своим любимым.
Женщины стареют от детей,
бесконечных дат, дел,
нехватки денег
и холода любимых.
Ничто не останавливается:
слоями ложатся новые морщины,
седеют и выпадают волосы,
безостановочно ломаются ногти и голоса.
А он каждый день пьет горькую,
выходит на море и кричит.
И любимая не слышит его,
потому что ничто и никогда
не возвращается
на свои места.
12 сентября / 22 ноября 1982г.
* * *
Писем нет и не будет,
но никто никого не осудит.
Письма канули в Лету,
растворились по свету.
И не набраны гаммы
на мои телеграммы.
Писем нет и не будет,
но никто никого не осудит.
ТРАВА
Это полынь...
Это ушедшие летние дни
чистой росы, дали небес.
Капли дождя по шершавым калиткам,
капли дождя по ресницам чудес.
Это полынь.
Пыльца горького лета.
Полураспад от печальной черты
быстрого тела, синего неба,
россыпи светлой Твоей головы.
Это полынь!
Это слезы и горечь.
Крик уплывающий, как в никуда.
Недолговечность счастья,
непрочность.
Это полынь.
Это беда.
МОРСКОЙ МЕЧТЕ
Море волнуется раз,
море волнуется два,
море волнуется три.
В нем погасают огни нашей печали.
Пора собирать вещички.
Пора уезжать навсегда в никуда.
Пора слезы лить в плечо.
Как оно горячо:
лицо твое в слезах.
Память луны о горах,
стоны ночи о волнах,
навечно покинутых мной,
как и с тобой,
как и с тобой,
как и с тобой.
Слово немеет, язык дервенеет.
- Не горюй, милый мой,
доносится как прибой.
- Не умирай никогда,
морская моя мечта.
И зажигай огни
у моря,
у брега,
вдали.
Всякое может быть.
Судьбу бы заворожить.
Или вернусь, как в прибой,
в детский напев родной:
море волнуется раз,
море волнуется два,
море волнуется три.
Только не зареви.
Только верни опять
вспять.
|
оглавление